Олег Багрин: «Рост обязательно будет, для нас это стратегический императив»

Президент НЛМК Олег Багрин рассказывает о стратегии крупнейшего в России производителя стали, о приходе IT в металлургию и объясняет, почему не нужно объединяться с Магниткой
Президент группы НЛМК Олег Багрин/ С. Портер/ Ведомости

К команде владельца Первой грузовой компании и НЛМК Владимира Лисина нынешний президент металлургической компании Олег Багрин присоединился 15 лет назад. Он проводил сделку по продаже 5% «Норникеля» в 2004 г., на следующий год вывел НЛМК на IPO, а в 2010 г. начал участвовать в стратегическом планировании. В 2008–2012 гг. НЛМК инвестировал в развитие $8 млрд, и в 2014 г. компания приняла новую стратегию, в которой сфокусировалась на эффективности. По словам Багрина, ему потребовалась «серьезно перестроить компанию» и «сломать много барьеров». Он рассказал «Ведомостям» о предварительных итогах стратегии и о том, как она изменится, о внедрении в металлургию информационных технологий и об особенностях консолидации в отрасли.

– В начале 2014 г. вы представили новую стратегию развития НЛМК до 2018 г. По сути, она зафиксировала кардинальный уход компании от прежних установок. Раньше такого пристального внимания upstream (первичной переработке) вы не уделяли, а теперь, после запуска новой фабрики на Стойленском ГОКе, вы на 100% будете обеспечены железорудным сырьем. Прежде НЛМК гордился гибкостью; тем, что может обходить конкурентов, даже несмотря на отсутствие собственного сырья. Почему эта линия была пересмотрена?

– Я бы не говорил о пересмотре установок. Вертикальная интеграция в ключевые виды ресурсов всегда была частью нашей стратегии. Если, конечно, это эффективная интеграция – не просто контролировать ресурсы, а производить то, что необходимо для металлургической части группы, и дешевле, чем можно купить на рынке. В этом была логика приобретения и развития Стойленского ГОКа. Что касается внимания к ресурсной базе сейчас, то давайте вспомним, что НЛМК за короткий срок почти удвоил производство стали – с 9 млн т в 2007 г. до 17 млн т сегодня. А железорудные активы отстали. Проекты текущего этапа стратегии позволили нам компенсировать это отставание. Мы добавили 2 млн т производства железорудного концентрата и построили с нуля фабрику на 6 млн т окатышей. Таким образом, полностью замкнулась основная технологическая цепочка группы.

Промежуточные итоги

– Вы обещали акционерам прирост EBITDA на $1 млрд по выполнении стратегии. Сегодня можно подвести промежуточные итоги?

– За четыре года мы реализовали более сотни инвестиционных проектов и около 2500 проектов операционной эффективности. По итогам 2016 г. суммарный эффект всех этих проектов в EBITDA – около $550 млн, из которых операционная эффективность дает около $400 млн.

– А сколько процентов в приросте EBITDA вам обеспечила девальвация?

– Те $550 млн, которые я назвал, – это полностью созданный нами эффект, очищенный от любых рыночных и курсовых факторов. Есть расхожее мнение, что отрасль сильно выиграла от девальвации. Но если внимательно посмотреть, то эффект девальвации полностью отыгрывается в течение 6–9 месяцев. Почти три четверти наших затрат – железная руда, уголь, ферросплавы, легирующие материалы, огнеупоры и т. д. – это либо валютные статьи, либо статьи, привязанные к мировым ценам. Россия – часть глобального рынка, поэтому после девальвации цены этих ресурсов достаточно быстро восстанавливаются до экспортных паритетов.