S&P разъяснила свой тезис о риске транзита власти в России

Все могут предсказать исход выборов, но что будет делать победитель, не знает никто
Ведущий аналитик S&P по суверенным рейтингам стран СНГ Карен Вартапетов отмечает, что российская макроэкономическая политика является одной из сильнейших среди развивающихся стран/ Standard & Poor’s

В своем недавнем отчете Standard & Poor’s (S&P) перечислила три главных экономических риска для России в 2021 г., одним из которых агентство назвало транзит власти. «Ведомости» попросили подробнее прокомментировать этот тезис ведущего аналитика S&P по суверенным рейтингам стран СНГ Карена Вартапетова.

– Означает ли упоминание транзита власти в качестве риска, что экономические последствия такого транзита могут быть только негативными?

– Когда мы говорим об экономических итогах транзита, мы не подразумеваем, что они будут исключительно плохими: эффект может быть как положительный, так и отрицательный. Наш текущий базовый сценарий, о котором мы говорим в своих отчетах, не предполагает каких-то значимых структурных и институциональных реформ. Этот сценарий базируется на опыте предыдущих 10 лет, в течение которых темпы структурных реформ были невысокими или тормозились: это во многом касается всего, что связано с судебной системой, верховенством закона и правоприменительной практикой.

При этом мы отмечаем высокое качество макроэкономического менеджмента – мы в наших отчетах всегда указываем, что российская система макроэкономической политики, под которой подразумевается денежно-кредитная и бюджетная политика, является одной из наиболее сильных и взвешенных среди развивающихся стран. Это выгодно отличает Россию от других развивающихся экономик.

– Тем не менее транзит власти все равно указан в качестве риска. С чем это связано?

– Указывая на риски, связанные с транзитом власти, мы подразумеваем, что в России отсутствуют прецеденты передачи власти через конкурентные выборы. Это значит, что конкретный сценарий транзита власти не определен. В других странах мы видели, как транзит может быстро приводить к изменению макрополитики и самой системы власти. Среди стран СНГ это, например, смена власти в Узбекистане, в результате которой экономика страны стала более открытой, в том числе и к иностранным инвестициям, а бюрократия – более нацеленной на реформы. И наоборот, все, что мы видим в Белоруссии, – есть риск, что, несмотря на успехи макроэкономических реформ последних лет, они могут быть пересмотрены из-за чрезмерной централизации власти на фоне протестов. В России риск, в частности, может выражаться в росте потребности в заимствованиях, но снижении возможности и желания инвесторов покупать гособлигации.

– Как на рисках транзита власти сказалась прошлогодняя конституционная реформа?

– Произошедшая в России конституционная реформа, по итогам которой действующий президент получил возможность избраться еще на два срока, в некотором смысле снизила уровень неопределенности того, что будет в 2024 г., по крайней мере так казалось до пандемии. Но долгосрочная неопределенность того, как будет происходить транзит власти, безусловно, осталась. В России все, как правило, могут предсказать исход выборов, но что будет делать их победитель, не знает никто. Если мы посмотрим на предвыборную повестку перед прошлыми выборами или еще два цикла назад, то увидим, что после них решения властей кардинально отличались от этой повестки.

– Почему вы указываете на риск транзита власти именно в 2021 г.?

– Риски, связанные с транзитом, мы упомянули среди главных для России на 2021 г. скорее из-за того, что видим внутриполитическую волатильность не только в России, но и в других странах СНГ: какую из них ни возьми, везде в конце 2020 г. или начале 2021 г. присутствуют некоторые внутриполитические трения, которые иногда завязаны еще и на геополитику. В России этот риск мы стали выделять из-за того, что увидели неожиданный всплеск гражданской протестной активности в начале года, в связи с чем инвесторы стали нас часто спрашивать, означает ли это возможность перманентного ослабления бюджетной политики, например. Мы отмечаем, что волатильность в России и других странах имеет место в том числе на фоне усталости от пандемии, многолетней бюджетной консолидации и падения реальных доходов населения, что действительно может оказывать давление на расходы бюджета.

– Есть ли у российского руководства достаточные финансовые резервы, для того чтобы снизить внутриполитическую волатильность?

– Мы отмечаем достаточно высокий запас прочности в российских госфинансах: за последние годы бюджет был привязан к достаточно низкой цене на нефть, бюджетная консолидация уже прошла, накоплены существенные бюджетные резервы. Поэтому какие-то разовые расходы социального характера для бюджета в целом вполне реализуемы. Наш базовый сценарий предполагает, что это ослабление будет временным и бюджетная конструкция вернется к докризисному виду уже в 2022 г. Риск того, что бюджетная политика будет ослаблена и за пределами этих сроков, есть, особенно если недовольство внутри страны, которое видно в том числе и по соцопросам, не будет снижаться. Но, повторюсь, пока это не наш базовый сценарий.

– Что будет с российской экономикой, если транзит власти не произойдет ни в этом, ни в 2024 г.?

– Инерционный сценарий при отсутствии реформ предполагает некоторое затухание темпов роста – до 1,7–1,8% в год, – который ограничен неблагоприятной демографической ситуацией (снижением численности рабочей силы), а также проблемой роста производительности труда, которая завязана на качестве деловой среды, уровне конкуренции, качестве госуправления и т. д.

– Когда транзит власти произойдет, вне зависимости от того, кто будет руководить страной на самом высшем уровне, какие задачи ему придется решать?

– После транзита власти новому руководству страны, кем бы оно ни было представлено, придется решать задачи, связанные со структурным реформированием российской экономики, в том числе – ее демонополизацией. Многие рынки, в том числе региональные, в России сильно монополизированы, и это является одним из ключевых препятствий для роста производительности труда. Низкий уровень конкуренции остается во многом и из-за административных барьеров, о чем ежегодно в своих отчетах сообщает ФАС.