Юрий Исаев: «Договоренности, что собственник что-то обещает, а мы все прощаем, быть не может»

Гендиректор АСВ Юрий Исаев рассказывает о новых приоритетах агентства и от чего зависит реформа системы страхования вкладов
Генеральный директор Агентства по страхованию вкладов (АСВ) Юрий Исаев/ Андрей Гордеев / Ведомости

Деятельность Агентства по страхованию вкладов помогает государству сохранить финансовую стабильность, а людям и бизнесу спасти деньги, если с их банком что-то случилось, не потеряв доверие к банковской системе. Гендиректор АСВ Юрий Исаев гордится, что даже в 2014–2017 гг. – когда агентство вернуло 1,5 трлн руб. трем миллионам вкладчиков 267 банков, выплаты производились всегда в срок.

С тех пор как ЦБ начал очистку банковского сектора, система страхования вкладов распространилась не только на частных вкладчиков, а еще на предпринимателей, малый бизнес, НКО. На очереди – средний и крупный бизнес. Но дополнительных инициатив от АСВ здесь можно ждать, когда агентство расплатится с ЦБ, который финансировал страховые выплаты в годы пиковых нагрузок. Исаев надеется, что это произойдет до конца 2023 г.

Агентство расплачивается по кредиту ЦБ за счет взносов банков в фонд страхования и средств, которые удается взыскать в том числе с недобросовестных собственников рухнувших банков. Для них АСВ – суровый, ничего не прощающий кредитор. И все же, уверен Исаев, работа его команды невозможна «без человеческого отношения»: не все банки рушатся из-за бесчестных собственников, бывает, что люди просто не справились с бизнесом. Понять, кто есть кто, и найти единственно верный выход из положения – большая ответственность и психологическое напряжение, считает Исаев, открывая в интервью «Ведомостям» неожиданную сторону работы АСВ, его топ-менеджеров и сотрудников.

– Вы руководите АСВ с начала 2013 г. – застали начало и период очистки банковского сектора, который с того года сократился в 2 раза, «кризис доверия» к банкам, санацию трех крупных банковских групп и обновление механизма санации. Что запомнилось больше всего, с какими сложностями столкнулись?

– Все познается в сравнении. С 2004 по 2012 г. было 130 страховых случаев со страховой ответственностью 73 млрд руб. А в следующие девять лет – с 2013 по 2021 г. – мы прошли через 388 страховых случаев. Пик пришелся на 2014–2017 гг., когда мы выплатили более 1,5 трлн руб. трем миллионам вкладчиков 267 банков.

Это были экстремальные нагрузки на агентство, но все эти пиковые годы мы прошли без серьезных эксцессов. Выплаты производились всегда в срок. Во многом наша работа без сбоев в непростые периоды повлияла и на уровень доверия к банкам, о котором вы говорите, – несмотря на все, оно сохранилось. Средства физических лиц в банках с 2013 г. выросли в 2,5 раза и продолжают расти.

За эти годы было много интересного, неожиданного и даже странного поначалу. Было удивительно, когда в ликвидацию стали попадать банки, в которых практически полностью отсутствовало имущество. В какой-то момент мы были поражены не столько масштабам выстроенных схем, сколько реальному бандитизму. История помнит, как незадолго до отзыва лицензии в банках сгорали серверы, затапливались серверные комнаты, пропадали машины с документами. Грузовики с моста с кредитными досье в реку падали...

Надо сказать, что расчистка банковского сектора была объективной жизненной необходимостью. Если бы начало расчистки совпало с началом финансового кризиса, мог бы случиться «идеальный шторм». Но этого не произошло. И нам во многом повезло, что Банк России тогда начал этот очень сложный процесс. Конечно, если рассуждать с позиции прожитых лет, хотелось бы, чтобы оздоровление началось раньше. Тогда бы у нас и таких пиковых нагрузок не было. Все-таки одно дело, когда у тебя 20–30 отзывов лицензий в год, а другое – 70.

Мой опыт показывает, что, к сожалению, несмотря на возможность набирать дополнительный персонал, эмоциональные нагрузки и перенапряжение в коллективе от этого не снимаются. В конечном итоге весь объем ответственности в результате принятия жестких решений замыкается на достаточно ограниченный круг руководителей.

Юрий Исаев

генеральный директор Агентства по страхованию вкладов (АСВ)
Родился в 1972 г. в Москве. Окончил экономический факультет Московского авиационного института. Кандидат экономических наук
2001
президент – председатель совета директоров Импэксбанка
2002
заместитель министра экономического развития и торговли
2004
советник первого замдиректора ФСБ, заместитель гендиректора UC Rusal
2005
председатель правления Российского банка развития
2008
депутат Госдумы, зампред комитета по финансовому рынку
2013
генеральный директор Агентства по страхованию вкладов

Мы, прежде всего, работаем с людьми. Люди сталкиваются с нами в тревожный момент отзыва у банка лицензии. Конечно, вокруг нас концентрируется много человеческих проблем. И некоторые сотрудники с высочайшим уровнем профессионализма в какой-то момент перестают соответствовать своим должностям просто в силу эмоционального выгорания, следствием которого зачастую является безразличие. Буква закона важна, но действовать исключительно по букве закона без человеческого отношения, когда ты работаешь с людьми, нельзя.

– А вы как с этим справляетесь почти за 10 лет управления АСВ? У вас же наверняка тоже были такие периоды?

– Приходится справляться. И не только мне, но и большинству коллег. С этим справляться, конечно, сложнее, чем с оценкой рисков или с профессиональным ростом. Потому что это вопрос, глубоко зашитый в нашем внутреннем «я»: «Насколько я готов реагировать на человеческие проблемы как на свои собственные?» Ты не можешь отгородиться от их беды, иначе ты перестаешь быть человеком и становишься рациональной единицей, профессионалом в железных доспехах. С другой стороны, если реагировать слишком эмоционально на каждый случай, то в какой-то момент просто не сможешь работать.

Баланс здесь возможен, только когда есть команда, которая может эту нагрузку с тобой разделять, когда у вас одинаковые ценности и цели.

Мы для себя определили приоритетом в развитии АСВ на ближайшие годы несколько принципиальных вещей. Первое – акцент на социально ответственной поведенческой модели. Сегодня государственные структуры все больше внедряют сервисные подходы во взаимодействии с населением – у общества есть запрос на открытый, доверительный и, главное, понятный диалог. Мы это тоже чувствуем и в соответствии с этим меняем нашу работу. Буквально на этой неделе было принято решение о создании в АСВ подразделения – службы поддержки кредиторов и заемщиков, которая займется трансформацией коммуникационной модели. Второе – это, безусловно, технологическая трансформация, мы сейчас работаем над усовершенствованием нашего IT. Третье – минимизация издержек, связанных с ликвидационным блоком. Но на первое место я ставлю именно вопросы социальной ответственности.

«Попытки нащупать идеальную модель будут продолжаться долго»

– Что за все эти годы изменилось в банковском бизнесе?

– Главное изменение, которое лично я ощущаю, касается восприятия банковского бизнеса как такового. Раньше мы сталкивались с тем, что банк воспринимался собственниками как свой карман, откуда можно всегда взять денег и потратить на кредитование собственных бизнес-проектов – и это в лучшем случае. В худшем – на покупку самолета, яхты, дома.

Сейчас все-таки появилось понимание, что банк – это ответственный и не просто регулируемый, а зачастую жестко регулируемый бизнес.

Еще одно изменение – возросшая роль технологий в вопросах конкуренции. Раньше более важную роль играла ценовая конкуренция, когда можно было привлечь клиента высокими ставками по депозиту, квазивыгодными условиями по кредитам. Сегодня для эффективной работы банку важно иметь определенные технологические преимущества. Прежде всего, современную IT-платформу. Стремительное развитие технологий создает вызовы не только для банкиров, но – в конечном итоге – и для регулятора. Прорыв в области IT создает новые риски другого уровня и совсем из других областей.

– В прошлом году лицензий впервые было аннулировано больше, чем отозвано. Сколько банкиров добровольно приходит из-за того, что они не в состоянии «вывезти» свой бизнес? Не могут IT развивать как нужно – ведь это больших инвестиций требует, причем постоянных.

– К сожалению, таких банкиров приходит немного. Связано это с тем, что к моменту, когда появляется угроза лишиться лицензии, у банка накапливается уже достаточно много проблем. Ведь болезнь в этом бизнесе не сразу проявляется в виде кризиса. Как правило, сначала начинаются сложности операционного характера, невозвраты по кредитам, которые пытаются каким-то образом замаскировать, неумение управлять издержками и проч. В итоге менеджмент и бенефициары оказываются в ситуации, когда они и готовы уже сдать лицензию, но им придется разобраться с тем, что сделано [не так] за прошлые годы. И хорошо, если есть ресурс, чтобы эти проблемы закрыть. Тогда можно прийти и сказать: «Слушайте, мы не вытаскиваем этот бизнес, хотели бы из него выйти без потерь для клиентов и с минимальными потерями для нас как для собственников». Такая постановка вопроса оправданна и приветствуется. Но это, увы, очень редкий случай. Обычно люди до последнего надеются кому-то продать бизнес или – еще хуже – начинают искать какие-то варианты заработков, которые позволят свести концы с концами.

– Что это за заработки?

– Это попытки организовать бизнес на транзитных операциях, на банальном обналичивании и проч. Безусловно, масштабы такого рода манипуляций сократились в силу того, что регулятор и финансовая разведка жестче контролируют операции. Но всегда появляются новые схемы. Поэтому цивилизованный выход из банковского бизнеса, конечно, лучший вариант в ситуации, когда бенефициары не видят его перспектив. Мы к такому относимся максимально лояльно.

– В каком состоянии банки к вам приходили несколько лет назад и сейчас?

– Можно сегментировать этот процесс на несколько исторических волн. В 2004–2010 гг. к нам попадали банки, которые в основном лишались лицензии из-за нарушения антиотмывочного законодательства (115-ФЗ): это сомнительные операции, обслуживание теневого сектора экономики и др. Это были, как правило, достаточно небольшие структуры. Но в этих банках к моменту отзыва лицензии оставались какие-то активы и капитал.

После 2010 г. ситуация изменилась достаточно существенно – в ликвидацию стали поступать более крупные и значимые игроки, которых лишали лицензии уже за дыры в балансах и отсутствие реального капитала. Из этих банков активы уже выводились. Мы видели, что в 85% случаев в конкурсное производство попадали банки, имеющие признаки и криминального, преднамеренного, банкротства. Это очень сложная волна, и она сильно давит на общую статистику по уровню возврата средств кредиторов. Если реальная стоимость активов 12–15%, то, как ты ни старайся, из воздуха ничего не сделаешь: 100% не вернуть. В последние три-четыре года к нам стали вновь поступать банки, которые в основном лишаются лицензии за нарушение антиотмывочного законодательства и качество активов у них лучше.

Если в 2010-х средняя стоимость активов, как я сказал, составляла 12–15% от заявленной по балансу, то по прошлому году этот показатель уже 52%, что, конечно, более позитивно.

– Некоторые считают отправной точкой финансового кризиса в 2008 г. крах Lehman Brothers. Насколько сейчас оправданна доктрина too big to fail? Или все же лучше спасать такие банки во избежание непредсказуемых последствий?

– Кризис, который похоронил Lehman Brothers, начался, когда на американском рынке долговых инструментов произошли массовые дефолты и это превратилось в лавинообразный процесс. Последствия краха этого банка вскрыли огромное количество проблем в регулировании и надзоре не только в США, но и в мире. В Америке тогда был принят закон Додда – Франка (законодательный акт, принятый 21 июля 2010 г. в целях снижения рисков американской финансовой системы. – «Ведомости»), создали совет по надзору за финансовой стабильностью, ввели более жесткие меры регулирования.

Главный урок не только для американской финансовой системы, но и для всех – как важно осознавать значимость жесткого надзора. Потому что вопрос, спасать или не спасать, возникает, только когда для надзорных органов ситуация неожиданная и надо быстро принимать решение. Если надзор эффективен, то он может заранее на такой случай подстелить соломку: определять системообразующие институты, вести их списки, разрабатывать планы на случай кризиса и возможной санации.

Системно значимые игроки тоже должны понимать, что наделение их таким статусом – это не индульгенция, а ровно наоборот. Это бОльшая ответственность, более жесткий надзор и контроль.

В заключение скажу, что в этом вопросе попытки нащупать идеальную модель будут продолжаться долго. Появляются и новые вопросы. Например, мы видим, что сейчас и у нас, и у иностранных коллег существует недооценка потенциальных IT-рисков. Сейчас все стремятся перейти на безбумажный бизнес, когда бумажных следов остается мало. Но что тогда делать в сложных случаях, если надо будет восстанавливать документы не только в отношении вкладчиков, но и других контрагентов? Сейчас могут быть случаи утери бумажных документов, а как быть, если их не было изначально? Это сложный дискуссионный вопрос, который мы обсуждаем и с другими страховщиками депозитов в рамках International Association of Deposit Insurers (IADI, объединяет 110 организаций, в том числе Всемирный банк, МВФ и страховщиков депозитов стран мира; Исаев – президент IADI с 2020 г. – «Ведомости»).

«Система живая, на месте не стоит»

– Не устарел ли сегодняшний механизм системы страхования вкладов (ССВ)? Надо ли реформировать его полностью или в какой-то части?

– Система живая, она на месте не стоит. Начинали мы с того, что защищали только средства физических лиц. Сейчас это еще индивидуальные предприниматели, малый бизнес, некоммерческие организации социальной направленности. За время существования системы лимит страхового покрытия был увеличен со 100 000 руб. до 1,4 млн. Были также введены отдельные лимиты. К примеру, по счетам эскроу по расчетам сделок купли-продажи недвижимости это 10 млн руб., по договорам участия в долевом строительстве – тоже 10 млн руб. 1 октября прошлого года появился временно повышенный лимит для тех, кто оказался в особой жизненной ситуации. Это, например, когда в банк поступают деньги от продажи жилья, в виде наследства, выплат по суду и проч.

Не так давно Банк России анонсировал следующий этап расширения ССВ на новые категории юридических лиц. Сейчас уже речь идет о социально ориентированных НКО, реестр которых ведет Минэкономразвития России. Это профсоюзы, в том числе организации, работающие в сфере медицины и образования. Это и средний бизнес. Такой законопроект в Государственную думу уже внесен.

– Сейчас обсуждается расширение ССВ на крупный бизнес. Можете подробнее рассказать, как проходит дискуссия? Приведет ли это к резкому росту нагрузки на фонд обязательного страхования вкладов (ФОСВ)?

– Любое расширение ССВ несет дополнительную нагрузку на фонд страхования. Мы ее каждый раз просчитываем. И по всем шагам, которые сделаны, мы не ошиблись – нагрузка не стала критической. Мы также видим, что, если будем расширять систему страхования на новых участников, нагрузка на фонд тоже критически не возрастает. Все-таки на сегодня уже более двух третей юридических лиц (если брать данные ЕГРЮЛ и реестра МСП, то это 2,3 млн малых предприятий плюс порядка 175 000 НКО) находится под защитой системы страхования.

Но есть проблема: при расширении ССВ на средний бизнес возрастает нагрузка на банки по размеру взносов, и, более того, возрастает непропорционально. На те банки, где больше клиентов из среднего бизнеса, нагрузка может вырасти в разы. Наши действия по расширению защиты клиентов банков все же не должны на другом конце привести к непропорциональному росту взносов у самих банков. Это все равно потом отольется в стоимости кредитов.

Систему если и менять, то сбалансированно: можно идти по пути изменения системы взносов. Можно в рамках существующей модели взносов модернизировать ее, сделать более гибкой, ввести дополнительные варианты шкалы по взносам. Сейчас три ставки взносов (базовая ставка, повышенная и повышенная дополнительная. – «Ведомости»), можно сделать больше. А можно пойти по более радикальному пути. Например, изменить базу, с которой исчисляются взносы. Cейчас мы берем взнос со всех остатков, а можно брать с суммы страховой ответственности. Грубо говоря, если 1,4 млн руб. страхуется, то с этого уровня взнос и берется, а не с остатка на счете. Это позволит избежать существенного отклонения взносов по компаниям с большими остатками.

Это сейчас мейнстрим в мире: все двигаются к тому, чтобы уйти от общих остатков к размеру страховой ответственности.

– В каких вопросах ваши предложения и ЦБ сходятся с мнением рынка?

– На 90% мы сходимся. Мы прошли уже больше половины пути обсуждения, как модернизировать систему. Остаются больше технологические вопросы. Я думаю, все это вопрос обозримого будущего, года-двух. За это время стоит также окончательно определиться, как систему расширить.

Агентство по страхованию вкладов (АСВ)

Государственная корпорация

Финансовые показатели (2020 г.):
выручка – 34,5 млрд руб.,
чистая прибыль – 693,7 млн руб.,
активы – 3,5 трлн руб.

Учреждено в 2004 г. Российской Федерацией для обеспечения работы системы обязательного страхования вкладов и защиты интересов вкладчиков. Осуществляет выплаты вкладчикам возмещений при наступлении страхового случая, управляет средствами фонда страхования вкладов, выполняет функции конкурсного управляющего несостоятельных банков, НПФ и страховых компаний, занимается финансовым оздоровлением банков. По итогам 2020 г. целевые средства – 788,0 млрд руб., в том числе: средства фонда обязательного страхования вкладов – 58,8 млрд руб., средства фонда гарантирования пенсионных накоплений – 4,5 млрд руб., средства имущественного взноса Российской Федерации и Банка России – 717,5 млрд руб. (на реализацию мер по предупреждению банкротства и урегулированию обязательств банков – 81,7 млрд руб., на осуществление мер по повышению капитализации банков – 628,6 млрд руб.), нераспределенная прибыль – 7,2 млрд руб. Число банков – участников системы страхования вкладов (данные на 20 декабря 2021 г.) – 653. Размер страховой ответственности АСВ по банкам, в отношении которых наступил страховой случай, составляет 2,06 трлн руб. Осуществляет функции конкурсного управляющего (ликвидатора) в 351 кредитной организации, количество завершенных ликвидационных процедур – 386. По состоянию на 1 декабря 2021 г. принимает участие в финансовом оздоровлении 13 банков, санация которых осуществляется с привлечением инвесторов.

Объективно система должна покрывать всех вкладчиков банка, это общемировая практика. Это сразу снимает массу проблем и внутреннего арбитража по разным категориям юрлиц, упрощает администрирование, расчеты. Поэтому такую цель мы тоже видим. И главный вопрос сейчас – прийти к этой цели без дисбалансов, т. е. без резкого увеличения взносов банков.

Мы и рынок в том числе должны сейчас ответить на один вопрос: хотим ли мы перейти на базовые взносы от страховой ответственности, а не от остатков. Если мы к этому готовы (а мне кажется, все готовы), то дальнейшие шаги будут носить технический характер.

– Для крупного бизнеса, вы думаете, страхового покрытия в 1,4 млн руб. хватит?

– Конечно же, не хватит. Но уровень покрытия страховой ответственности должен быть один для всех. Исключением могут быть лишь описанные отдельно в законе ситуации. Крупный бизнес – он на то и крупный, что должен свои риски адекватно оценивать и просчитывать. А для малого бизнеса 1,4 млн руб. – нормальная на сегодня цифра.

– Вы не раз говорили, что меняться ССВ будет, когда фонд станет бездефицитным и вы рассчитаетесь с ЦБ. Когда это может произойти и как на срок возврата повлияет тот факт, что вам ЦБ повысил ставку по кредиту?

– Наш остаток по кредиту перед ЦБ сейчас составляет 235 млрд руб. без учета процентов. В этом месяце мы перечислили еще 33 млрд руб. С учетом принятого решения по ставке и при сохранении текущей нагрузки на фонд мы ожидаем полного погашения кредита ЦБ до конца 2023 г. Фактические сроки будут зависеть от количества страховых случаев, от объема выплат. Если мы в 2023 г. рассчитаемся или в начале 2024 г., фонд начнет постепенно накапливаться. Эта модель будет более рыночная и правильная. Тогда можно от нас каких-то дополнительных инициатив ждать.

«Технологии могут всем сильно упростить жизнь»

– Год назад вы отмечали, что сейчас через банки-агенты вкладчикам рухнувших банков (или с аннулированной лицензией) деньги выплачиваются за семь дней, но надо идти в цифру: выплачивать через «Госуслуги». Как здесь обстоят дела?

– Выплата страхового возмещения через портал госуслуг или сайт агентства для нас один из приоритетных проектов. И мы сдвинулись с мертвой точки.

Действующий закон предусматривает только личное присутствие вкладчика с паспортом. Но в ноябре в Госдуму внесен законопроект (он уже принят в первом чтении), который предполагает возможность удаленной идентификации вкладчика для получения выплаты дистанционно. Если закон примут, то агентство сможет для выплаты возмещения использовать единую систему идентификации и аутентификации (ЕСИА) и единую биометрическую систему (ЕБС). Это будет технологический и знаковый прорыв, который в корне изменит всю систему, связанную с выплатами.

Дело ведь в том, что дистанционные выплаты есть и сегодня. К сожалению, реализовал это только Сбербанк, чей сервис работает уже два года и оказался очень удобен для вкладчиков банков с отозванными лицензиями, которые одновременно являются клиентами «Сбера».

Технологии могут всем сильно упростить жизнь. Мы в ноябре запустили маркетплейс рефинансирования кредитов для заемщиков рухнувших банков (к онлайн-сервису уже подключены Сбербанк, Росбанк, Московский кредитный банк, «Зенит». – «Ведомости»). Ранее в рамках пилота сервиса были рефинансированы кредиты на 2 млрд руб. Для нас это очевидный плюс, потому что деньги сразу поступают в конкурсную массу и направляются на выплаты кредиторам.

– Что будет с агентской системой?

– Полностью отказываться от банков-агентов мы не планируем. Конечно, много людей умеет пользоваться онлайн-банком, но всегда будут те, кто захочет прийти в офис, поговорить с операционистом, взять выписку на бумаге. Мы должны, не отказываясь от банков-агентов, дать людям максимальную вариативность в выборе получения страхового возмещения: через портал госуслуг, сайт АСВ, системы банков-агентов на карту «Мир» и т. д.

«Управляем ликвидационными процедурами в 414 финансовых организациях»

– Какие итоги работы ликвидационного блока в этом году?

– Сегодня мы управляем ликвидационными процедурами в 414 финансовых организациях. В отношении 29 кредитных и четырех страховых организаций ликвидационные процедуры в этом году завершились, а поступило к нам 26 банков, два НПФ и три страховые. Пока нагрузка сопоставима. Мы должны выйти на то, чтобы завершать процедуры в гораздо большем количестве организаций, если хотим образовавшийся навес за ближайшие 3–5 лет нивелировать. Мы к этому идем: меняем внутренние процедуры, регламенты, стараемся действовать быстрее.

– Вы с осени получили полномочия, которые до тех пор были только у ЦБ, – входить в банк в качестве временной администрации после отзыва лицензии. Это упрощает или усложняет жизнь?

– Мы исходили из гипотезы, что чем быстрее мы будем входить в рухнувший банк, тем быстрее сможем начинать процедуры, которые связаны, например, с реализацией активов. Тогда начинать расчеты с кредиторами тоже можно быстрее. Мы сейчас являемся временной администрацией в двух страховых компаниях и в одном банке. Реальные результаты мы увидим через два-три года.

Для нас при ликвидации важно, с одной стороны, минимизировать издержки, связанные с этими процедурами, а с другой – сократить сроки. Потому что сроки так или иначе трансформируются в деньги, издержки, трудозатраты. Сейчас благодаря новой возможности срок сокращается на три-четыре месяца – обычно столько занимает период работы временной администрации. Если нам удастся еще ряд инициатив провести, то мы сможем не три-четыре месяца выиграть, а восемь-девять. Например, если начнем малоценное имущество стоимостью до 100 000 руб. продавать не через полтора года, а через четыре-пять месяцев. Сейчас, чтобы начать любые торги, нам необходимо дождаться назначения нас ликвидатором или конкурсным управляющим, провести общее собрание кредиторов, образовать комитет кредиторов и вынести вопрос на его утверждение. То же с активами, которые обладают понятной рыночной стоимостью, – ценными бумагами, драгметаллами или иностранной валютой. Их тоже можно начинать реализовывать быстрее, не дожидаясь будущих решений собраний кредиторов. Эта экономия по времени трансформируется в более быстрое наполнение конкурсной массы и возмещение кредиторам.

– Какие еще нужны решения, чтобы снизить и затраты АСВ на ликвидационные процедуры?

– Часть я уже назвал: изменения в рамках работы временной администрации, сроки начала реализации имущества. Второе направление, которое кажется перспективным, – это изменение системы торгов. Это наша давняя история – запустить механизм торгов имуществом по системе голландского аукциона (механизм предусматривает начало продажи с верхней цены лота и понижение ее до тех пор, пока не появится покупатель; когда он появляется, цены идут вверх. – «Ведомости»). Во-первых, это сделает процедуру более открытой и позволит привлечь больше участников. А во-вторых, даст возможность ускорить реализацию имущества. Сейчас мы можем продавать актив три года, это долго. А при изменении этих подходов сроки сократятся в 3–4 раза. Эта новация зашита в общее изменение банкротного законодательства, которое внесено правительством в Государственную думу. Мы сейчас, где можем, например по малоценному имуществу до 100 000 руб., торги проводим по системе голландского аукциона. Это работает, эффективность очевидна.

«У собственника есть варианты снизить размер ответственности»

– Вы в прошлом году начали пользоваться механизмом судебного финансирования, когда затраты на судебные процессы по поиску и взысканию активов владельца банка-банкрота финансирует нанятая АСВ компания и зарабатывает на процентах от взысканного имущества. Расскажите о его результатах. И сколько там заявок уже в работе?

– Эта работа велась на протяжении всего прошлого года и до сих пор продолжается. Сейчас для работы предложены долги контролирующих лиц 267 финансовых организаций с общей суммой требований на 1,3 трлн руб. Список этот дополняется, объем работ большой. Заявки мы получили от 50 компаний, и они продолжают поступать. Мы не все заявки можем одобрить, отбор сложный: мы смотрим на предмет возможной аффилированности, на деловую репутацию и проч. Дальше нам нужно еще получить одобрение комитета кредиторов. Во всех банках, по которым заявки были одобрены, комитеты условия согласовали. На сегодня подписаны у нас соглашения с 12 компаниями в отношении 16 финансовых организаций. Это договоры на осуществление мероприятий по поиску и обращению взысканий на активы экс-бенефициаров.

– Что это за банки и какая сумма требований к ним в общей сложности?

– Из наиболее крупных это Пробизнесбанк, «Интеркоммерц», Татфондбанк. Также работа уже ведется по банкам «Транспортный», «БФГ-кредит» «Софрино», «Гагаринский», Экопромбанку и ряду других. Актуальное состояние по статусу отбора по каждой финансовой организации мы публикуем на сайте, чтобы потенциальные участники понимали, какие проекты уже в работе, а где они могут предложить свои услуги. Совокупный размер требований по 16 банкам – 455,8 млрд руб. Это хорошее начало. Но еще, конечно, очень рано говорить о фактических результатах.

– А когда вы их ожидаете?

– Есть локальные результаты. Мы видим, что, передав эту работу компаниям, они в нее включились и нигде провалов не произошло – они активно подхватили все процессы и уже даже инициируют новые судебные разбирательства. Если говорить о конкретике, то это случай Экопромбанка, бенефициаром которого является Петр Кондрашев (известный российский предприниматель и бывший гендиректор «Сильвинита». – «Ведомости»). Компания, которая подписала договор, инициировала работу по привлечению его к субсидиарной ответственности (АСВ в октябре подало иск о привлечении Кондрашева за крах банка на 4,1 млрд руб. – «Ведомости»), и, я думаю, результаты будут в обозримой перспективе. Но это только начало сложного и долгого пути. Просто потому, что все эти юридические процедуры безумно длинные и требуют огромного количества ресурсов. Я думаю, что через год мы увидим какие-то осязаемые результаты.

– Вы объявляли, что теперь предлагаете собственникам рухнувших банков сотрудничать, а взамен не получить иска о субсидиарной ответственности. Сколько собственников к вам пришло в этом году с предложением сотрудничать?

– В самом законе о банкротстве есть положение, которое любому лицу позволяет внести полную сумму для покрытия требований всех очередей кредиторов. Такой механизм, например, применялся в истории с банком Глеба Фетисова «Мой банк» в 2015 г. Это достаточно известный случай. С тех пор этот механизм применялся в отношении 19 финансовых организаций. Из них по пятнадцати – за последние три года.

Но есть ситуации, когда у бывшего собственника не получается единовременно погасить всю сумму требований, однако он пытается что-то предпринять в интересах кредиторов. Поэтому диалоги с рядом собственников о добровольном сокращении долгов перед банком мы ведем. Кто-то хочет репутацию сохранить, кто-то – минимизировать для себя последствия как финансовые, так и правовые, в том числе уголовное преследование.

– Сколько таких сейчас?

– По 26 банкам, в которых в этом году начаты ликвидационные процедуры, нам практически в двух из трех случаев удается договориться с бенефициарами о содействии. Это вовсе не значит, что они свои добрые намерения воплотят в жизнь, но дать людям шанс мы можем. Но, конечно, не индульгенцию. Мы свою работу делаем, все заявления, которые мы должны написать в правоохранительные органы, мы пишем.

Это некий вариант сделки со следствием, когда у собственника есть возможность снизить размер ответственности в обмен на какие-то позитивные результаты. Это может быть в том числе и раскрытие информации, которая нам поможет установить либо какие-то активы, либо реальных ответственных за какое-то решение. Мы на сайте повесили объявление, что это может сделать любой желающий.

– Есть ли там реально ценная для вас информация?

– Есть.

– Не поименно, а должности этих людей – кто они? Секретари, обиженные партнеры?

– Есть обиженные партнеры, и это самые, как правило, знающие люди. Есть менеджмент, который в силу должностных обязанностей что-то видел, подписывал. Есть и клиенты, которые в какой-то момент осознали, что на них повесили какие-то странные истории.

– Но это же не означает, что вы потом не можете подать иск о привлечении к субсидиарной ответственности?

– Совершенно не означает. Даже в мировом соглашении с Ларисой Маркус (бывший президент рухнувшего Внешпромбанка и сестра собственника банка Георгия Беджамова, в 2017 г. приговорена к 8,5 года лишения свободы за хищение более 113,5 млрд руб. из банка. – «Ведомости») у нас заложена такая опция, что соглашение нас не останавливает от продолжения поиска других ее активов. В случае если мы их найдем, то арестуем. Договоренности, что собственник или менеджмент что-то обещает, а мы все прощаем, быть не может. Закон такого не позволяет.

– Как вы в принципе относитесь к такому формату, как мировое соглашение, особенно с учетом того, что АСВ – это госкорпорация? У вас правоохранительные органы могут за любой рубль спросить. Сейчас их все устраивает, а через пять лет возникнет вопрос, почему вдруг вы заключили такое соглашение.

– Я смотрю на практику мировых соглашений тревожно именно в силу тех причин, которые вы сейчас назвали. Но здесь вопрос экономической целесообразности. Если это а) законно, б) экономически выгодно для кредиторов, то было бы неправильно и нечестно отказываться от этой практики. Поэтому, если я уверен, что это законно и экономически целесообразно, значит, я это одобрю. Если я буду сомневаться либо в одном, либо в другом, значит, это плохой вариант.

Беглые банкиры

Гендиректор АСВ рассказал о том, как продвигается преследование в отношении скрывшихся из страны банкиров-должников. Это бывший владелец Межпромбанка Сергей Пугачев, Внешпромбанка – Георгий Беджамов, Пробизнесбанка – Сергей Леонтьев и создатель крупного финансового холдинга Анатолий Мотылев.
Юрий Исаев: «Судебные процессы с Пугачевым были для нас первым опытом, когда мы инициировали зарубежное преследование. Сейчас мы работу в английской юрисдикции фактически завершили. Все найденные там активы мы продали (дома, яхту) чуть больше чем за 19 млн фунтов стерлингов. И сейчас вся основная деятельность по взысканию средств с Пугачева сосредоточена во Франции: там и на острове Сен-Барт арестовано несколько объектов недвижимости более чем на $60 млн. Сейчас готовимся к судебному процессу о признании определения российского суда и приведении его в исполнение во Франции. А также мы ждем, чтобы суд признал за Пугачевым право собственности на ряд объектов недвижимого имущества. Эти заседания во Франции, они запланированы на начало следующего года. Это будет важный такой этап. Параллельно еще есть блок работы, который ведется на Британских Виргинских островах. Там мы обратили взыскание на акции компании, которая раньше принадлежала Пугачеву и активы которой оцениваются в $1,7 млн. Сейчас ведем работу по их реализации.
Что касается Внешпромбанка и Беджамова, то в разных странах арестованы активы более чем на $100 млн. С сестрой Беджамова Маркус в этом году нам удалось заключить мировое соглашение: она согласилась добровольно передать свои зарубежные активы в конкурсную массу, ее финансовый управляющий приступил к реализации соглашения. В августе этого года Высокий суд Лондона признал российскую процедуру банкротства Беджамова и полномочия его финансового управляющего на территории Великобритании. Беджамов, конечно, обжалует сейчас это решение. Поэтому судебный процесс взыскания с него убытков затягивается. В сентябре лондонский суд удовлетворил требования банка о раскрытии Беджамовым информации относительно финансирования покупки объектов недвижимости по всему миру. Это важное решение, потому что оно обязывает Беджамова объяснить происхождение денежных средств и основания для перевода более $150 млн на счет его компании. Оно позволит подтвердить наши доводы о получении Беджамовым средств преступным путем. Сейчас исполнение приказа приостановлено до разрешения споров о признании российского решения о личном банкротстве.
Относительно Мотылева. В Лондоне началась процедура его банкротства, которую инициировали российские кредиторы (осенью 2020 г. – «Ведомости»). Еще мало времени прошло, но результаты есть. По крайней мере, суд продлил процедуру банкротства на бессрочный период. Это позволило нам в России продлить российскую процедуру банкротства и более пристально изучить те активы, которые он здесь спрятал. Сложно раскрывать подробности, но минимум два объекта за этот год были найдены.
Общая сумма заявленных требований к бывшему бенефициару Пробизнесбанка Леонтьеву в иностранных юрисдикциях превышает 56 млрд руб. Исковые заявления уже предъявлены и в Австрии, и на Кипре. Тут важен процесс в Лихтенштейне: там по материалам финансовой разведки в отношении Леонтьева возбуждено уголовное дело и заморожены существенные средства на $120 млн. Мы продолжаем борьбу за эти средства. Надеемся на то, что следующий год принесет нам результаты».

– Если говорить про «Югру» и ее собственника Алексея Хотина. Вы не раз говорили, что «Югра» – это уникальный случай. Но в чем уникальность конкретно тогда «Югры» именно с точки зрения возврата денег?

– Это крупнейший страховой случай в истории российского банковского сектора, но нетривиальность его еще и в том, что банк оказался практически пустым. Такого масштаба проблем, наверное, мы никогда не видели. На 97% активы сформированы кредитами, связанными с собственником. И если даже мы продадим сейчас все, что можно, – недвижимость, ценные бумаги, банковское оборудование, мебель – это 4% от балансовой стоимости всех активов. А задолженность банка перед кредиторами 180 млрд руб. Из них требования граждан, чьи требования превышали застрахованные 1,4 млн руб., – 9,7 млрд руб. Какие-то выплаты идут через компанию «Дерби» (с 2021 г. платит «превышенцам» «Югры», формально не аффилирована с Хотиным. – «Ведомости»). По открытой информации, на сегодня через компанию выплачено порядка 6 млрд руб. Мы исходим здесь из того, что, если какое-то «Дерби» или еще кто-то выплачивает гражданам их средства, мы относимся к этому с пониманием. Хотя законодательство о банкротстве не предусматривает преимущественного удовлетворения одних кредиторов внутри одной очереди перед другими. Если собственник хотел бы возвращать свои долги, он должен был бы по закону делать это пропорционально. Но если вкладчики хоть как-то эти деньги постепенно получают, то это прежде всего хорошо для самих пострадавших кредиторов. Хоть как-то рассчитывается тот, чьи решения стали причиной этой ситуации.

– То есть это Хотин с ними рассчитывается?

– Наверное.

– А вы с ним ведете какой-то диалог?

– Нам очень сложно вести диалог с Хотиным. Мы разговариваем на языке закона, а он – на каком-то другом. Поэтому все наши контакты сводятся к обмену письмами, где все-таки язык более-менее одинаковый. Мы заинтересованы в том, чтобы с вкладчиками, чьи требования к банку сохраняются, он рассчитался. Но у агентства также есть требования к «Югре» – банк должен 166,8 млрд руб. Свою работу по поиску активов, судебные процессы мы не останавливали и не планируем.

– Не знаю, читали ли вы последнее интервью предправления банка «Траст» Александра Соколова, но там у него спрашивают о возможности объединения «Траста» с АСВ. Что вы думаете об этом?

– Если честно, добавить нечего. Я тоже не очень люблю слухи обсуждать, тем более пустые. Такой темы нет. У «Траста» своя работа, у нас своя.