Авиньонский фестиваль: Большой успех «Мастера и Маргариты»

Спектакль «Мастер и Маргарита», поставленный Саймоном Макберни, рассказывает захватывающую историю про романтическую любовь без чертовщины
C. Raynaud de Lage/ Festival d'Avignon

На премьере в Авиньоне 3 часа 20 минут без перерыва зрители сидели как завороженные, большинство романа Булгакова не читало. На следующий день вышли рецензии, все восторженные – такого здесь давно не было.

Сцена Парадного двора Папского дворца пуста, только ряд стульев и подвижная стеклянная будка – то киоск «Пиво и воды», то трамвай. По бокам сцены – вешалки с театральными костюмами, мир театра не исключен из большого мира романа. И как может быть иначе для труппы Complicité и ее создателя, в течение почти тридцати лет продолжающих совместную авантюру.

Саймон Макберни прекрасно рассказывает истории – и здесь сумел уместить сложную конструкцию романа в три часа, искусно связав разные эпохи и сюжетные линии: Пилат и Иешуа возникают посреди массовки, изображающей московских жителей 30-х годов, больничная палата поэта Бездомного соседствует на сцене с домом Мастера.

Тонкий силуэт Иешуа (Сезар Сарашу), его обнаженное, тщедушное, уязвимое тело противопоставлено исходящей от него внутренней силе. Понтий Пилат одет в белый китель, правда с кровавым подбоем. Когда произносится, что «всякая власть есть насилие над людьми», то тут же вырисовывается большой портрет Сталина в белом кителе. Воланд в застегнутом на все пуговицы плаще скрывает лицо круглыми черными очками. Этот же актер играет Мастера, а когда в финале Воланд сбросит плащ, то кажется, что под ним скрывался Иешуа. В этой наивной игре двойников смысл булгаковского романа заметно упрощается.

В центре спектакля – любовная история Мастера и Маргариты. Герой Пола Риса прогуливается в белой майке, как герой советских картин тридцатых годов. Он беззащитный большой ребенок, последний романтик. Маргарита Синеад Мэтью, маленькая пикантная брюнетка, – тип утонченной, манерной кинозвезды, который культивировался тогда же. Она романтическая возлюбленная, но совсем, совсем не ведьма. Поразительно, но Макберни, мастер театральной выразительности, предлагает прочтение в основном реалистическое, и прежде всего это касается актерской игры. За фантасмагорию отвечает сценография.

Гигантская карта Москвы проецируется на стены замка в эпизодах «у Грибоедова». В сценах с Иешуа в высоких стрельчатых арках по бокам сцены возникают пейзажи Иудеи. Когда Пилат обращается к народу в Иерусалиме, все пространство в формате 3D оживает людской лавой из кадров советской кинохроники, и зрители оказываются посреди толпы, скандирующей «Варрава!» В сцене театра «Варьете» на стенах замка зеркально отражается зрительный зал Авиньона. И самое потрясающее – замок рушится на глазах зрителей, как только Мастер произнесет сокровенное «свободен»: «проклятые скалистые стены» материального мира упали, означая освобождение плененных душ.

Кроме спасительности всепрощения и сострадания, среди главных тем, волновавших режиссера, еще эта: материальный мир – фикция, виртуальная конструкция, которую мы принимаем за реальность.