"Любовь" Михаэля Ханеке: Фильм дает ответ на вопрос, как смириться со смертью

В поле напряженного зрительского внимания Михаэль Ханеке существует третий десяток лет. Девяностые ушли на то, чтобы зрители поняли, что автор фильмов о мальчиках, убивающих друзей и соседей («Видео Бенни», «Забавные игры»), и семье, спускающей деньги в унитаз («Седьмой континент»), не трюкач, берущий на понт с помощью хлыста и электрошокера, а большой и беспощадный мыслитель. Нулевые утвердили режиссера «Пианистки» и «Скрытого» в статусе одного из главных трендсеттеров европейского кино (половина сегодняшних дебютантов снимает холодноватые социоантропологические триллеры «под Ханеке»). В новом десятилетии он наконец легитимизирован как гений. Причина – «Любовь».

Ханеке семьдесят – в момент, когда другие начинают заниматься самоцитированием, порой недурным, в творчестве «бога с видеокамерой» (так окрестила его критика после фильма «Скрытое», двигателем сюжета которого были видеозаписи, сделанные определенно не человеческой рукой) настал качественно новый этап.

Во-первых, истинный ариец с нордическим характером, чей творческий метод принято описывать как разглядывание человечества в микроскоп, впервые позволил себе немного эмоций. Еще бы – речь идет о немолодой паре, которую скоро разлучит смерть. Ханеке и сам часть такой пары, бесстрашно смотрящий в лицо недалекому будущему, и это первый случай в его практике, когда он просто не может не идентифицироваться с героем.

Во-вторых, на склоне лет режиссер сдал важный творческий экзамен по дисциплине «способность отвечать на неразрешимые вопросы». Не будучи гением, за темы вроде «что делать с тем, что мы все умрем» браться не имеет смысла. Ханеке не просто берется, но и отвечает: не делать ничего – и ни о чем не спрашивать. Жизнь – не вопрос, смерть – не ответ, но любовь определенно единственное средство для того, чтобы превозмочь естественную тоску по абсолюту и ужас перед конечностью бытия, наваливающийся на всякого.

Фильм начинается с абсолютного, универсального финала – мертвого тела на кровати, убранной цветами. Мы знаем, чем закончится кино – но есть ли смысл скрывать: конец известен каждому с рождения. Дальше Жорж и Анна – последняя гастроль Жан-Луи Трентиньяна и Эммануэль Рива – идут в оперу, завтракают, листают семейный альбом, борются с разбивающим Анну инсультом, борются с наступающим на Анну маразмом. Борются со смертью. Проигрывают. Побеждают.

Убежденный реалист, Ханеке впервые позволяет себе немного мистицизма – в фильме есть эпизод, где герой спит и видит сон, есть несколько сцен, посмотрев которые упертому материалисту захочется задать ряд нудных вопросов вроде: «Как же так – тетка умерла, а потом посуду моет?» Есть поэтический символизм, есть влетевший в комнату голубь – вестник смерти, есть цветы и слезы. Ханеке, однако, чуть ли не единственный режиссер, способный взять ноту такой высоты без фальши, срифмовать любовь с кровью так, как будто их никто до него не рифмовал. И назвать фильм, как их называть никому не позволено. «Жизнь прекрасна», – замечает героиня, просматривая фотографии, где они с мужем молоды и счастливы. Это все, что о жизни следует знать. И больше никогда не задавать вопросов.