Пьеса Натальи Ворожбит «Саша, вынеси мусор» – об украинке, не пустившей мужа на войну

Спектакль Виктора Рыжакова оказался интересным формальным экспериментом
Зрителям накрывают поминальный стол, как настоящий/ Ксения Пустовалова

«Саша, вынеси мусор», может быть, единственный спектакль, где зритель не решится сесть в первый ряд без одобрительного кивка актрисы: ведь у нее, как ни крути, тоже есть личное пространство. Лучшие места здесь – это те, где можно встать и достать рукой до плоской, облицованной под кирпич декорации. Смотреть придется снизу вверх, зато вам не дадут расслабиться, все равно что в электричке в час пик: опыт «экстремального театра», с буржуазным развлечением не имеющий ничего общего, – неплохое дополнение к разговору о войне.

Саша, полковник украинской армии, умер от сердечной недостаточности и теперь наблюдает, как его вдова Катя и падчерица Оксана готовят угощение на поминки. Говорить с родными ему не запрещается, а вот вернуться нельзя никак – уговоры семьи не действуют. Это право дает только «шестая мобилизация», но, когда спустя больше года, в сентябре 2014-го, Саша попробует воскреснуть – новости с востока страны дойдут даже до мертвых, – близкие не пустят его сами: пусть другие воюют, а ты отдыхай.

Это, несомненно, пьеса против войны, но не против Донецка, Москвы или Киева. Автор этого текста киевлянка Наталья Ворожбит откладывает вопросы политики и пишет о войне как о факторе межгендерных отношений. «Без девочек все не имеет смысла, – говорит Саша, – я хочу, чтоб меня провожали». Обещает писать с фронта и просит посылать ему рисунки внука. Катя не согласна: она вряд ли потянет дорогие проводы и новые разорительные похороны, но причина не только в этом. Роль жены солдата – это роль пассивная, роль жертвы, и, вопреки желанию мужа, героиня не хочет ее исполнять, отстаивая свое право на покой, счастье и самодостаточность.

Режиссер и худрук Центра им. Мейерхольда Виктор Рыжаков обошелся с материалом аккуратно, не педалируя собственного прочтения, как и положено на премьере новой, еще не знакомой зрителю пьесы. Но если Ворожбит рисует очень убедительную картину быта постсоветских граждан с одним-единственным допущением в виде говорящего покойника, то Рыжакову, формалисту, много работавшему с поэтическими текстами Ивана Вырыпаева, не нужно подражать жизни. Артисты – Светлана Иванова-Сергеева, Инна Сухорецкая, Александр Усердин (у всех богатый опыт общения с современной драмой) – остаются артистами и не пытаются выдать себя за кого-то другого. Можно было бы назвать это «концертным исполнением»; сам Виктор Рыжаков зовет постановку «картонным театром».

Над созданием достоверной среды пришлось поработать художнику спектакля Ольге Никитиной: прежде чем рассесться по местам, зрители проходят мимо стола, накрытого к поминкам, – и выглядит он весьма натурально. Редкий случай, когда художник не обслуживает драматурга с режиссером, а предлагает собственное «размышление на тему» – как если бы вместо бургера вам подали отдельно котлету, салат и булочку. Но этот «разобранный спектакль» будет поубедительнее «готового»: театру проще поверить, когда связующий элемент – это ваше воображение.-