Россия и политический акционизм оказались в фокусе фестиваля Nordwind

Фестиваль Nordwind («Северный ветер») специализируется на Скандинавии. Дания, Швеция, Норвегия представлены и на сей раз в хореографическом блоке. Отдельное явление – исландка Эрна Омарсдоттир, перформер, танцовщица, певица и еще виновница давнего скандала в Большом театре, вызванного перформансом Яна Фабра. Сейчас Омарсдоттир работает с мужем, рок-музыкантом Владимиром Йохансоном, – после другой частично исландской арт-пары, Бьорк и Мэттью Барни, эта – самая бешеная. Ироничную презентацию (Lecture on borderline musicals) музыки и движения, искренности и расчета в нелегком перформерском деле, показанную на фестивале, эти двое превратили в схватку борющихся за внимание зрителя самолюбий. Эрна танцует буквально нутром: когда орет в микрофон, содрогаясь и раскачиваясь на такой скорости, что от силуэта, как на картинах Фрэнсиса Бэкона, остается только размазанное пятно, кажется, что сейчас ее вывернет наизнанку, а связки порвутся не только в горле. Но минута – и оборотень возвращается в облик ангелочка, который, хлопая накрашенными ресницами и строя публике глазки, кокетливо проверяет, не слишком ли он пропотел. «Люди называют меня Бьорк современного танца», – сообщает Эрна в микрофон и выжидающе смотрит на огромного Йохансона, который в ответ должен тоже чем-нибудь подобным похвастаться.

Экстремальность и «противостояние» как художественный акт присутствуют и тут, хотя как темы обозначены организаторами скорее для русской части программы. «Balagan!!!» с тремя выставками в центре Берлина, дискуссиями и перформансами завертелся вокруг Петра Павленского, который по понятным причинам (ожидает суда в Бутырке за акцию «Угроза») приехать на ретроспективу в Берлине и Гамбурге не смог. Его отсутствие, впрочем, не убавило жару все же состоявшейся в Красном салоне театра «Фольксбюне» дискуссии «Фигура молчания – политическое искусство в России и Германии». Напротив, соратнице художника Оксане Шалыгиной и его адвокату Дмитрию Динзе публика выразила большую солидарность, чем представителю родного немецкого политического «противостояния». Радикального Филиппа Руха, известного довольно жесткими акциями, вдруг упрекнули в беззубости и коллаборационизме. На эту тему, учитывая разницу между демократией и тоталитаризмом, можно было бы поспорить, если бы Оксана Шалыгина заявлением: «Я не считаю ваше общество свободным, просто ваши тюрьмы другие», – не отправила в нокаут всех – не только оппонентов (каковых не наблюдалось), но и фанатов, в числе которых оказался и сам Рух. С чем спорить трудно, так это с ощущением, что даже это обсуждение, как и поведение Павленского, отказавшегося фигурировать в суде в качестве уголовно наказуемого «гражданина», – часть длящейся арт-акции. Инсталляции настолько тотальной, что вовлечен в нее уже не только «самый гуманный» суд в мире, но и мир вообще. Во всяком случае, адвокат в качестве искусствоведа и художник в роли не вопящей от боли жертвы режима, а манипулирующей процессом «фигуры молчания» – это что-то и впрямь новое.

Удивительно интимным на этом экстремальном фоне показался перформанс нашего давно живущего в Вене соотечественника Олега Сулименко Meet the Shaman. Из его с видеохудожницей Анной Ермолаевой путешествия в Бурятию в поисках настоящего шамана получился спектакль-ритуал. Сулименко сочиняет его с помощью простых предметов – палки, картошки, свеклы, – пока камера летит над заснеженными сибирскими просторами, озирая унылую геометрию советской барачной архитектуры, а потом фиксирует акт передачи Олегу Сулименко подлинного шаманского костюма. «Это перья настоящего орла», – ответственно заявляет тетенька-шаман, и в этот момент факт дарения дающего силу артефакта не кому-нибудь, а европейцу обретает сакральную силу и ошеломляет своей аутентичностью: поделиться самым дорогим с «чужим» оказывается не так уж сложно. И Сулименко тоже делится, вываливаясь целиком из темы фестиваля, – поскольку не противостоит, а договаривается. C «духами», которым оставляет подношения в виде водки, молока и сладостей на краю сцены; зрителями, которых обносит бананом (продукт, которым накормили его когда-то в первые дни в чужой Вене); с шаманским костюмом, наконец, который, ненадеванный, так и провисел весь вечер на вешалке. Олег к нему даже не прикоснулся – должно же быть у человека хоть что-нибудь святое.

Берлин