Выставка «Кранахи. Между Ренессансом и маньеризмом» в Пушкинском музее собрана из нескольких европейских музеев

Но лучшие лютеранские Евы и Венеры принадлежат Эрмитажу
На некоторых картинах Кранаха персонажи смотрят прямо на зрителя/ Е. Разумный/ Ведомости

Место силы выставки «Кранахи. Между Ренессансом и маньеризмом» – Белый зал Пушкинского музея. Здесь собраны картины великого немецкого художника Лукаса Кранаха Старшего – во главе с эрмитажной «Венерой и Амуром», торжественно водруженной в апсиде, как в алтаре. Ставшая эмблемой выставки картина эта и сама по себе очень хороша, недаром широко тиражировалась еще при жизни художника в его мастерской, и прекрасно иллюстрирует название. Здесь обнаженная Венера цветом кожи и округлостью груди хотя и напоминает о живописи итальянского Возрождения, но еще больше походит на Еву с гравюры Дюрера – такая же долговязая и смущенная, не торжествующая в своей плотской красоте, а опечаленная ею, словно грешница. Надпись над ее маленькой головой предупреждает об опасности сладострастия.

Северное, особенно немецкое, Возрождение переходило к маньеризму, не порывая со средневековой набожностью и приветствуя строгость лютеранства. Так что говорить о стиле Кранаха довольно затруднительно даже историкам искусства, а уж сделать это на материале выставки и вовсе невозможно – большинства лучших, знаковых вещей немецкого мастера здесь нет, что никак не мешает получить большое удовольствие от того, что собрано.

На выставке в Пушкинском можно видеть совершенно прекрасные картины старшего Кранаха: несколько Мадонн с младенцем, виноградом и яблоками на фоне гармоничных, боговдохновенных пейзажей, портреты загадочных дам с припухшими веками и в шляпах, похожих на нимбы, дивный портрет (хотя и приписанный мастерской) саксонского принца Иоганна Фридриха Великодушного.

Разлученные войной

Отдельная тема выставки – воссоединение вещей из коллекции Фонда замка Фриденштайн в Готе. После окончания Второй мировой войны часть коллекции была вывезена из Германии в СССР и хранилась в Пушкинском музее вместе с другими «трофеями». После того как так называемые перемещенные ценности были законодательно признаны российской собственностью, их сначала показали на выставке, а потом частично несколько лет назад стали вводить в постоянную экспозицию музея. Так что многие вещи из собрания Пушкинского посетители музея увидят впервые. На открытии выставки все выступавшие подчеркивали, что у политиков могут быть разные взгляды на проблему реституции, но музеи готовы сотрудничать.

Хочется долго разглядывать изящнейшую по композиции сцену мистического обручения четырех святых дев, настоящих красоток, под присмотром ряда крошек-ангелов. Не так тонки, но назидательны нравоучительные жанровые сцены, обличающие пороки: «Неравная пара (богатый крестьянин и молодая куртизанка)» из московского частного собрания и «Неравная пара (старуха и молодой человек)» из будапештского музея.

Привезены из музея города Гота и несколько небольших портретов, где ничего лишнего, интимного про портретируемых не сказано. «Модели поздних портретов Кранаха не отличаются ни красотой, ни красочностью, но это люди непреклонной воли», – писал историк искусства Отто Бенеш, считавший, что «Кранах-художник стал самым преданным выразителем лютеранского протестантизма». Кранах, кстати, был Лютеру верным другом.

Но не только лучшие, ранние вещи на выставке интересны. Кранах жил долго (1472–1553), работал много и успешно, сыновья и ученики дописывали и копировали его картины, так что авторство часто установить проблематично. Однако даже самые странные и, казалось бы, несовершенные его вещи, где рисунок слишком резок, колорит пестр, а персонажи превращаются в карикатуры, завораживают, надолго задерживают внимание. Настолько точен художник в передаче характеров, настолько выразителен в деталях. И если фигуры разбойников и Христа в «Голгофе с предстоящими» надуты и даже комичны, то безвольно опущенные кисти Богоматери, вся ее фигура, словно подкошенная горем, трагической выразительностью полностью компенсируют неудачу с распятыми на крестах.

На колоннаде вывешены гравюры Лукаса Кранаха Старшего и его сына, за ними показывают портреты их неизвестных современников и, наконец, картины Лукаса Кранаха Младшего, тоже одаренного художника, сравнение с отцом, правда, не выдерживающего. Но и гравюры отца уступают гравюрам Альбрехта Дюрера, которые явно вдохновляли и восхищали старшего из Кранахов. Некоторые настолько насыщены персонажами, что разглядеть каждого не представляется возможным, зато изображения апостолов и евангелистов по-маньеристски витиеваты и по-ренессансному монументальны.

До 15 мая