В Цюрихе идет знаменитая пьеса «Визит старой дамы» Фридриха Дюрренматта

Ощущение затхлости и разрухи – первое впечатление от сцены «Визита старой дамы» в цюрихском Шаушпильхаусе. Это же впечатление оказывается вторым и последним. Несмотря на метаморфозы, которые происходят с жителями заштатного, погруженного в уныние и безденежье городка Гюллен, его ландшафт почти не меняется.

Декорации Юли Балаша, постоянного соавтора режиссера Виктора Бодо, непритязательны – полукруглое обветшалое здание вокзала, где давно не останавливаются поезда, отдает запустением замершей жизни. Жители не понимают, почему они не эмигрируют из городка, где давно не платят налоги – не с чего. В надежде на чудо все ждут приезда старой дамы, когда-то жившей здесь под именем Клары Вешер, а теперь ставшей миллиардершей и возвращающейся под именем Клэр Цаханасьян ради ностальгических, как всем кажется, чувств. Цаханасьян (актерская удача Фридерики Вагнер) действительно полна ностальгии, но неожиданного свойства. Она готова подарить городку миллиард, раздав половину напрямую жителям, но при одном условии: должна восторжествовать справедливость, жители обязаны наказать преступника, ее бывшего возлюбленного Альберта Илла (Клаус Брёммельмайер). В свое время тот отказался от их общей дочери, представив суду лжесвидетелей, которые якобы тоже спали с Клэр; последнюю изгнали из Гюллена, ребенок вскоре умер.

Сатира не может быть доброй, но Бодо остается в рамках того, что можно назвать буржуазным взглядом на мир: реальность высмеивается, но не отрицается, нищие надеются на счастье и продают свои принципы не сразу. Богатство же связано с физической немощью – у старой дамы не просто много протезов (по пьесе – отсутствуют рука и нога), она вся состоит из имплантов и искусственных эрзац-органов. Сцена, когда в ее тело вдевают все мыслимое и немыслимое, от глаз и грудей до вагины, – символ издевки над деньгами, способными обеспечить всем, кроме здоровья. В остальном режиссер следует букве Дюрренматта – в швейцарском анти-«Ревизоре» нет характерных для Гоголя мздоимства и бесправия. В «Визите старой дамы» все выполняют свои обязательства – намучившись принципами и вволю наговорившись о гуманизме, горожане все-таки убивают Альберта, а миллиардерша расплачивается с ними, как обещала.

Какой ценой достается богатство и при каких цифрах можно окончательно забыть о его источнике? Что делать с двойными стандартами общественной нравственности и как соединить противоположные представления о справедливости – а именно она оказывается в итоге главным героем цюрихского спектакля? Чем дольше жители Гюллена живут в кредит и чем быстрее растут их долги, тем более подвижны они в вопросах морали, тем быстрее готовы согласиться с убийством. От полного неприятия идеи до ее осуществления время летит незаметно.

Бодо ставит так, словно всю жизнь только и думал о специфике швейцарского, – в схожей манере весной он размышлял в венском Фолькстеатре о специфике русского в «Иванове». При этом он остается человеком театра, а не публицистом. Чего стоят хотя бы гэги Лоби и Коби (мини-бенефисы Геррита Фрерса и Филиппа Графа), бывших лжесвидетелей на суде, ослепленных и кастрированных по приказу Клэр и теперь сопровождающих ее в скитаниях по миру. Фантазия Бодо не знает пауз, умению работать с актерами позавидуют многие.

Вопросы, заданные Дюрренматтом в 1956 г., в свое время восприняли как скандальные – не только из-за провокативного образа женщины, «поедающей» мужчин, но из-за самого обращения к изнанке швейцарского экономического чуда. Какого типа внутренний обмен его породил?

Пьеса стала популярна, ее перевели на 40 с лишним языков, два года спустя после премьеры поставили на Бродвее. На родине же впервые показали в Цюрихе, как раз в этом здании драмтеатра. Бодо вписался в традицию, оставшись верным теме и сохранив собственное лицо. В какой мере его своеобразие определено имплантами Клэр, сразу и не скажешь.

Ближайшие показы 1 и 15 июня (1 июня – обсуждение спектакля с публикой).