Галерея Artstory открыла выставку художников, связанных пропиской и браками

Выставка «Мясницкая, 21. Перекрестки судеб. Раиса Идельсон, Роберт Фальк, Александр Лабас, Александр Родченко» обещает двух героев – прежде всего Раису Идельсон, художника и поэтессу, но в первую очередь модель для картин двух ее мужей, оставшихся в истории русского искусства ХХ в. – Роберта Фалька и Александра Лабаса. Вторая тема – дом Вхутемаса на Мясницкой, превращенный в огромное общежитие для художников и литераторов. Место прописки формально соединило на одной выставке фотографии Родченко с живописью и графикой художников – мужей Раисы Идельсон. Хотя вместо него мог бы возникнуть какой-нибудь другой сосед, тут выбор велик – от Фаворского и Татлина до Асеева и Хлебникова.

Но что еще кроме времени и места роднит Фалька и Лабаса с Родченко, так это верные наследники, позаботившиеся, чтобы работы их выдающихся родственников попали в музеи и надежные частные коллекции. Многое осталось и в семейных архивах и представлено на этой выставке.

Рисунки, акварели, письма и личные вещи делают экспозицию домашней, какой-то уютной. И даже хрестоматийные картины Роберта Фалька из Третьяковской галереи – жемчужно-нежная «Женщина в белой повязке» и эффектная, пастозная «Женщина, лежащая на тахте под портретом Сезанна», на которых изображена Раиса Идельсон, – кажутся здесь немного сентиментальными, хотя они, конечно, про любовь к живописи, а не к жене. Еще одна картина Фалька из Третьяковки – «Воспоминание» 1930 г. Написана в Париже, изображает трех первых жен автора, дочку и, возможно, тещу. У художников и поэтов, наверное, не более путаные семейные отношения, чем у людей нетворческих профессий, просто они их в работах фиксируют.

Живопись и рисунки Александра Лабаса легче и нежнее фальковских, но он чаще писал семейные сцены со своей следующей женой Леони Нойман. Зато много на выставке изображений его с Идельсон сына Юлия.

А начинается выставка с портрета «Две кошечки», где юную ученицу витебской школы рисования и живописи Раису Идельсон написал Иегуда Пэн. Потом она училась у Фалька, позже сама преподавала, но ее автопортрет и натюрморт, показанные на выставке, большого дарования не демонстрируют. Как и стихи, которые она писала, но не публиковала. Многие посвящены Фальку: «Цвета мазок – мира кусок! / Льется с высот солнечных сот / Света поток – солнечный сок...» Фальк ее любовь и преклонение принимал как должное и обессмертил ее в своих картинах.

Часть выставки с фотографиями Родченко, снимавшего своих друзей как раз в доме на Мясницкой, кажется вставным сюжетом – правда, замечательным, которому предшествует легкий и нежный городской пейзаж «В районе Мясницкой улицы» Лабаса. Фотографии позировавших на балконе друзей полны энергии и радости. Хотя отпечатки и цифровые, но очень качественные.

Отличается тематически и физически от них только хрестоматийный «Пионер», которому на выставке исключительно камерной, про семейное и личное, делать как будто нечего. Разве только представлять уровень собрания Михаила Алшибая. Что, впрочем, отлично делает и живопись. Так и два ярко мажорных ранних пейзажа Фалька, принадлежащих Петру Авену, свидетельствуют о вкусе их владельца.

До 26 января