«Турандот» в «Геликон-опере» – остроумное, хотя и упрощенное режиссерское решение

Дмитрий Бертман выбросил проблемный финал, зато оригиналом Пуччини продирижировал Владимир Федосеев
Принц не догадывается, где таится истинная Турандот/ Геликон-опера

В конце жизни Джакомо Пуччини, профессионал из профессионалов, наступил на грабли собственного таланта – подходя к завершению оперы «Турандот», он написал сцену смерти бедняжки Лиу так жалостливо и трогательно, что под вопросом оказался финал: как вообще может принц Калаф продолжать добиваться любви жестокой Турандот, из-за которой и свела счеты с жизнью ни в чем не повинная рабыня? Виноват ли в том возникший творческий затык или просто судьба, но Пуччини финала так и не написал. Оперу ставят с финалом Франко Альфано, есть и альтернативные финалы, а в «Геликоне» решили финал вообще не петь.

С одной стороны, в этом есть чистота следования авторскому тексту, с другой – упрощение задачи. Ведь принцесса, обиженная на мужчин за имевшее место в истории надругательство над ее бабушкой, просто не знает любви, а Лиу, готовая ради любимого вытерпеть пытку, ей любовь открывает. Пробуждение любви, внутреннее перерождение человека – вот ключевая тема оперы, от которой режиссер Дмитрий Бертман отказался слишком легко.

Будучи последовательным художником, сказав А, он сказал и Б, лишив Турандот единственного привлекательного качества – красоты. Оказывается, Калаф влюбляется не в саму принцессу, а в ее красивую дублершу. Сама же Турандот страшна как смерть (о чем знает только ее отец, горемычный Император), не вылезает из подземелья и командует оттуда казнями бесконечных женихов. Показную Турандот играет, открывая рот, единственная штатная балерина «Геликон-оперы» – Ксения Лисанская, тонкая и ломкая, которую хореограф Эдвальд Смирнов обучил движениям, напоминающим китайский театр, а заодно и популярного ныне в России Роберта Уилсона. Настоящую Турандот, которая выглядит еще ужаснее, чем та самая ее бабка, живи она до сих пор, поет Елена Михайленко, чей стенобитный голос легко справляется с одной из тяжелейших на свете партий. Решение опять-таки, казалось бы, свежее и остроумное, однако и оно содержит радикальное упрощение образа главной героини. Из сложной, но доброй сказки нетрудно сделать простую и злую – сложнее было бы совершить обратное. Конечно, опытный постановщик придумал немало блестящих деталей, придающих смак столь обидной транспозиции, – например, на последних страницах, написанных еще рукой Пуччини, Турандот-страшила выходит на божий свет и улыбается Калафу такой злорадной улыбкой, словно она только что подсунула ему пиковую даму вместо туза.

Режиссерское решение, в котором сочетаются изящество и облегченность, воплощено на сцене очень добротно – постановочная команда сработала слаженно, канадская художница китайского происхождения Камелия Куу внедрила в оформление восточные мотивы, особенно удачно получилась луна – царица мертвого мира. В кульминации первого акта она превращается в огромный гонг, который после удара Калафа начинает вращаться так, словно весь мир пошел кругом. Чумазый хор прыгает и скачет не хуже, чем в мюзикле: когда, внезапно забыв про страх и жажду крови, растроганная толпа собирается вокруг простертой Лиу, кажется, что на сцене идет «Вестсайдская история».

Оперу, требующую нерядовых голосов, театр исполняет силами труппы. Достойную пару героине составил симпатичный и молодцеватый Калаф – Виталий Серебряков, поющий приятным спинтовым тембром. В конце второго акта он взял первое до и не пошел на второе. Ария Nessun dorma получилась очень уверенно. С другой стороны, если бы исполнялся финал, хватило ли бы сил молодому певцу? – тоже вопрос о причинах выбранной трактовки. Никаких вопросов нет к Лиу в исполнении Юлии Щербаковой – это серьезный вокальный успех. У певицы мягкий, нежный, при этом отнюдь не маленький голос, пению сопутствуют вкус и привлекательная манера.

Но главным героем постановки стал дирижер Владимир Федосеев, наконец-то сделавший – впервые в России – оперный спектакль. Он ведет оперу элегантно, помогая певцам и явно получая удовольствие. Музыкальное и сценическое качество интерпретации могут утешить слушателя, лишенного важных смыслов оригинала.