Владимир Панков поставил в Большом драматическом театре «Трех сестер»

В его интерпретации непостижимым оказалось само название пьесы Чехова
Россию далекой прекрасной эпохи пронизывает тревожный свет/ Большой драматический театр им. Г. А. Товстоногова

Вслед за Чернышевским, Толстым, Островским и Леонидом Андреевым на историческую сцену БДТ непременно должен был выйти Чехов. Не известно, кто кому предложил поставить именно «Трех сестер», но и худрук Андрей Могучий, и московский режиссер Владимир Панков всем возможным репертуарным решениям предпочли самое рискованное и неочевидное – эта премьера была изначально обречена на сравнение с этапными трактовками пьесы, выходившими в последние годы и в Петербурге, и в Москве, и в регионах. Их авторы сходились в одном: за вековую сценическую историю «Трех сестер» материал устал и потерял эластичность – преодолеть исчерпанность чеховской драматургии можно лишь остранением, как у Тимофея Кулябина, сыгравшего пьесу на жестовом языке, или занявшись ее деконструкцией, как у Дмитрия Крымова или Юрия Бутусова. Сегодня российский театр заново открывает Чехова как художника ХХ в., предвестника абсурдизма, – не случайно в самой живой из недавних версий «Трех сестер» режиссер Сергей Ларионов микшировал канонический текст с Беккетом и Ионеско.

Остраняющий прием есть и в спектакле Владимира Панкова – сестер у него не три, а семь. На каждую из главных ролей назначена пара актрис разного возраста: героини, давно пережившие события пьесы, наблюдают за собой в юности и в детстве – седьмую Прозорову отважно играет 11-летняя Варвара Малякина. Решение вроде бы вырастает из важнейшего свойства чеховского театра с его привычкой существовать одновременно в нескольких измерениях. Это надмирное присутствие одновременно в прошлом, настоящем и будущем очень точно играет Елена Попова, но в остальном потенциально сильный режиссерский ход так и остается нереализованным: ностальгически-сентиментальные воспоминания звучат как заметки на полях, необязательные виньетки, никак не влияющие на линейную структуру действия. Ее могла бы изменить парадоксальная музыкальная драматургия, которую привычно ждешь от основателя студии SounDrama, но у Панкова получился вполне традиционный драматический театр, пускай и с излишне активным саундтреком.

Сестринское дело

«Три сестры» стали главной пьесой прошлого сезона – этой весной в конкурсе «Золотой маски» встретятся спектакли Тимофея Кулябина из новосибирского «Красного факела» и Андрия Жолдака из петербургской Александринки (в фестивальной афише он скрывается под вычурным названием «По ту сторону занавеса»).

Такого по-столичному шумного, жизнелюбивого и говорливого Чехова на петербургской сцене не видали давненько – с гитарными переборами, громовыми раскатами смеха, с русской рулеткой, обмороками, танцами, долгими поцелуями и жестокими романсами. В напоминающем архитектурой Витебский вокзал пространстве Максима Обрезкова дамы щеголяют платьями по предреволюционной моде, кавалеры подкручивают бутафорские усы, надувают грудь колесом и многозначительно курят. Все это всерьез, почти без всяких кавычек и вопросительных знаков: проблема не в том, что режиссура делает ставку на жизнеподобие действий и характеров, а в их шаблонности, неточности. Водевильность первого акта сменяется мистериальностью второго, но чем дальше, тем больше «Три сестры» Панкова сползают в сторону мелодрамы о том, как красиво любили, страдали и умирали в воображаемой России belle epoque. Радикальный, модернистский текст сыгран как психологический, бытовой, за что драматург мстит режиссеру вязким ритмом спектакля, переминающегося с ноги на ногу четыре с лишним часа.

Не слишком вписываясь в репертуарную политику обновленного БДТ, эти «Три сестры» оказываются отнюдь не бесполезны в чисто практическом смысле. Густонаселенная постановка обеспечивает работой большую часть труппы, к тому же по нынешним временам федеральному театру не обойтись без спектакля по классике, способного выжать из зрителя немало слез, но не оскорбляющего при этом ничьих чувств, – такой не стыдно показать ни потенциальному спонсору, ни строгому чиновнику, ни приезжей родственнице.

Санкт-Петербург