Уильям Кентридж и Владимир Юровский представили в Зальцбурге «Воццека» Альбана Берга

Маттиас Герне и Асмик Григорян спели обреченную пару героев
Мир, окружающий Воццека (Маттиас Герне – в центре), подобен его внутреннему миру / Ruth Walz

«Воццек» Кентриджа полон ярости, ужаса, сострадания к маленькому человеку – и обличительного пафоса. «Нет войне!» – этим криком прямо-таки исходит автор спектакля, южноафриканский художник, уверенно заявивший о себе в оперном мире постановками «Носа» Шостаковича и второй оперы Берга – «Лулу» – в Метрополитен-опере.

Очевидная истина – война противна человеческой природе – выражается в спектакле как чисто визуальными, так и театральными средствами. История о забитом солдате-денщике Воццеке, который в порыве ревности убивает свою возлюбленную Мари и гибнет сам, развивается в захламленном, мусорном мире, в котором нет ни одной целой вещи, ни одного чистого пятнышка (сценограф – Сабине Теуниссен). Груды поломанной мебели, утлые мостки, неустойчивые конструкции из трухлявых досок и кусков фанеры, исчерченные невнятными граффити, – при взгляде на сцену кажется, что энтропия полностью поглотила мир. Всюду царит хаос и непорядок: забавный конёк, хромающий по авансцене, – и того смастерили из швабр, деревянных костылей, мочала и поломанных венских стульев, стянув конструкцию потертыми кожаными ремешками. Есть еще одно мощное средство воздействия: это живущий своей жизнью, дышащий фон-задник, на котором ежеминутно появляются и исчезают размашистые, легкие мазки невидимой кистью и черно-белая анимация, не впрямую, но по касательной комментирующая происходящее (видеодизайнер – Катрин Мейбург).

Фантасмагорическая, дисгармоничная предметная среда, выдержанная в эстетике Arte povera, отражает картину мира самого Воццека: так его сознание, навсегда травмированное ужасами войны, воспринимает действительность. Спектакль исполнен онтологического ужаса живого существа перед лицом смерти. В исключительно интеллигентном и сдержанном исполнении Маттиаса Герне Воццек кажется заторможенным, почти аутичным. Тем сильнее и страшнее взрывы неконтролируемой ярости в сцене объяснения с Мари. Открытием для Зальцбургского фестиваля стала Асмик Григорян в этой партии. Ее непосредственность и живость, открытая эмоциональность, стремительные переходы от веселости к печали, психологически точное поведение и светлое, яркое сопрано – поистине луч света в темном царстве – оттенили и несколько разрядили сумрачную атмосферу спектакля.

Джон Дашак – победительный и наглый Тамбурмажор, весь изукрашенный галунами и эполетами, – продемонстрировал в бурлескной партии все достоинства своего звучного, концентрированного и стабильного тенора. Хорош был и Йенс Ларсен – Доктор, мучающий бессмысленными экспериментами несчастного Воццека в узкой нише-лаборатории.

Спектакль развивается стремительно и динамично – 80 минут пролетают незаметно. Перемен декораций нет: течение спектакля структурируется светом: лучи софитов выхватывают из полумглы то один, то другой фрагмент сценической конструкции, где в этот момент идет действие (художник по свету – Урс Шёнебаум). Получается четкое кадрирование сцен по кинематографическому принципу – без пауз и остановок.

Ведет спектакль Владимир Юровский, в который раз демонстрируя исключительную требовательность к качеству и отчетливости исполнения. Его перфекционизм в сочетании с интеллектуально-рафинированным прочтением партитуры оказались востребованы в полной мере: оркестр Венских филармоников звучал под его руками непривычно строго, прозрачно и сдержанно. Каждая линия была прослушана и должным образом оттенена; яркая жанровость, которая очень важна в опере, – от треньканья безбожно расстроенного пианино в сцене кабака до колыбельной Мари, изысканная графика музыки Берга и ее беспримерная экспрессия – все сошлось в удивительном балансе. Инвенция на тон си в сцене убийства Мари была сыграна так, что пробрало до дрожи. А скорбная пассакалия – инструментальный реквием по Воццеку, в котором, кажется, сублимирована вся скорбь мира по жертвам войны, потрясла всерьез.

Постановка «Воццека» стала, пожалуй, важнейшим художественным событием в оперной программе Зальцбургского фестиваля, бесспорным триумфом не только команды постановщиков, но и Маркуса Хинтерхойзера, в очередной раз доказавшего, что он умеет подбирать правильных людей на правильные позиции.