Два фильма о красивых и плохих

В прокате встретились «Красивый мальчик» и «Ангел» – картины о 18-летних, которые плевать хотели на закон
Фильм «Ангел»/ Underground Contenidos

В прокате встретились два фильма о 18-летних парнях, которые плевать хотели на закон и не желают жить по-другому. Оба хороши собой, что подчеркивают и названия – «Красивый мальчик» и «Ангел»

Beautiful Boy у нас в расчете на девичью аудиторию перевели как «Красивый мальчик», хотя правильный перевод скорее «чудесный»: это название звучащей в фильме песни Джона Леннона. Он в ней утешал своего четырехлетнего сына Шона, которому привиделся кошмар: «Закрой глаза, не бойся – чудовище ушло, а твой папа здесь. Чудесный, чудесный, чудесный, чудесный мальчик». Эта песня – наверное, самая нежная у Леннона – была записана за три с половиной месяца до того, как чудовище с пистолетом и книжкой Сэлинджера в кармане пришло к нему и застрелило его.

Мальчик и тьма

Ник Шефф рос именно что чудесным мальчиком: тихим, славным, добрым. А потом стал подростком. К 18 он уже прекрасно знал, что такое алкоголь, трава, кокаин и экстази, и вплотную приступил к освоению метамфетамина (следующая остановка – героин). Его отец Дэвид, журналист, пишущий для The New York Times, осознает все это слишком поздно. Он в ужасе пытается что-то сделать: врачи, рехабы, разговоры по душам. «Я знаю: давай займемся серфингом!» – но к этой его реплике сразу просится продолжение из триеровской «Меланхолии»: «И послушаем музыку. Девятая Бетховена подойдет?» Родственники и друзья наркоманов и алкоголиков хорошо знают, что остановить даже самого близкого и любимого человека в какой-то момент становится так же сложно, как летящий к пропасти поезд.

Давно уже отмечено умными людьми, что наркомания и алкоголизм не столько болезни, сколько симптомы. И не столько проблемы, сколько решения: как заболевшее животное интуитивно ищет лекарственные травы, человек ищет средства от своих боли и тоски, от бед, которые часто даже не может внятно описать. Это прямым текстом проговаривается и в «Красивом мальчике»: «В чем твоя проблема?» – «Я алкоголик и наркоман». – «Нет, так ты пытаешься решить свою проблему, а в чем она?»

Да, кстати, в чем она? Никто Ника вроде в детстве не бил и не насиловал, ну, родители развелись, но оба продолжали относиться к сыну с огромной нежностью, отец особенно: Ник – самое дорогое, что у него есть. Никаких травм, серьезных болезней, скрытых неврозов и тем более психозов. Просто «наркотики смягчают напряжение от этой тупой обыденной реальности». «А что такого тупого в реальности? Нельзя так говорить, а то начнешь в это верить!» – с изумлением отвечает отец.

Вот в этом реальный конфликт «Красивого мальчика» и еще тысяч трагических ситуаций в семьях: человек порядка произвел на свет человека хаоса. Правильный, скучный, малоодаренный отец – и неправильный, интересный, талантливый (судя хотя бы по картинкам, которые он рисует в бешеном количестве) сын, вокруг которого скачут черти, отцу невидимые и непонятные. Ну не хочет ребенок жить в мире диалогов «Дорогой, как прошел день?» – «Милая, а что у нас сегодня на ужин?», ему кажется нестерпимо пошлой и скучной так называемая нормальная жизнь. Все программы реабилитации срываются, он ворует деньги (тоже прекрасно знакомая большинству родственников ситуация), причем ворует у младшего брата, который сначала расстраивается, а потом буднично спрашивает у отца: «А что, Ник опять развязал?»

Шеффам повезло. Сейчас Ник вроде бы завязал окончательно: он не принимает ничего уже восемь лет – это реальная история, Шефф-отец сделал из нее книгу, которая и стала основой для картины. Стив Карелл блестяще играет ужас и боль своего простоватого героя, и это не тот случай, когда комик пытается доказать, что может «делать драму», – скорее наоборот, когда замечательный драматический артист потратил годы на проходные комедии.

Что подводит режиссера Феликса Ван Гренингена – почти автоматическое желание сделать красиво. В фильме есть эпизод, где Ник вмазывается в грязной туалетной кабинке, падает на пол и корчится, а потом затихает. Но как же элегантна композиция: три четверти кадра занимает дверь кабинки, глухой тьмой нависающая над просветом – а там в позе, напоминающей то ли об итальянской ренессансной, то ли о французской академической живописи, расположен Тимоти Шаламе, самый вялый и томный актер на планете. Ну да, играть именно красивых мальчиков, причем играть в основном кудрями, ему, видимо, написано на роду. Вся эта эстетизация призвана сделать фильм не совсем беспросветно мрачным – и в результате мрак правда уходит, забирая с собой львиную долю того ужаса, который нависал над реальными героями.

Ангел и обоймы

Аргентинец Карлос Робледо Пуч был именно что красивым мальчиком, чисто внешне – сущим херувимом. К 20 годам он убил 11 человек, совершил 17 ограблений и минимум одно изнасилование (после чего тут же выпустил в 16-летнюю жертву пять пуль – логично, а то потом трепала бы еще языком). Стрелял он всегда с необыкновенной легкостью. Полиция сбилась с ног в поисках его, пока в 1973 г. наконец не схватила; сейчас ему 67 лет, последние 47 он в тюрьме и никогда из нее не выйдет.

Любой психиатр диагностирует такого даже во сне: психопатия, она же социопатия, она же диссоциальное расстройство личности. Карлос Робледо Пуч – эталонный психопат в самом экстремальном варианте, прямо по учебнику. Вообще, это самый простой для объяснения психиатрический диагноз, он сводится к словам «сукин сын». Для большинства людей существуют звездное небо над головой и нравственный закон внутри, а для психопатов – только звездное небо над головой. Они правда не знают, что такое жалость, сострадание или совесть. Нормальный человек, совершив преступление, не сможет держать его в себе – в конце концов кому-нибудь расскажет. Психопат будет беспокоиться только о том, чтобы его не поймали. Из таких получаются идеальные убийцы и политики.

Авторов с обостренным по той или иной причине нравственным законом, конечно, страшно интересует: а каково это – жить без него? Ведь там, возможно, кроется свобода – омерзительная и одновременно манящая. «Ангел», снятый аргентинцем Луисом Ортегой под патронатом Педро Альмодовара, – фантазия именно на эту тему.

На самом деле Ортеге, начитавшемуся Жана Жене, больше всего хочется развернуть вокруг Карлоса Робледо Пуча гомосексуальную феерию (изнасилования девушек, разумеется, долой). Весь сюжет «Ангела» крутится вокруг того, что Карлос (Лоренцо Ферро) вожделеет своего напарника по ограблениям; вот они ограбили ювелирный магазин, напарник принял душ, завалился голый на кровать – и, пока он спит, Карлос заваливает драгоценностями его пах, отступает и любуется. А еще он вдевает в уши сережки и упивается собственным отражением в зеркале, что с его внешностью молодой Ларисы Долиной очень даже в кассу. А еще он в припадке труднообъяснимых чувств типа «ревность» убивает своего несостоявшегося любовника, вдохновенно направляя машину на встречку. А еще много и умело извивается под музыку 1970-х.

Совсем пуститься в разнос Ортеге не позволяет реальная история – «банальная и жестокая подоплека», как выражался его гораздо более талантливый соотечественник. Ну и еще, видимо, страх, что реальный Карлос все еще может сбежать из тюрьмы (как уже сбегал) и прокомментировать его фильм в ходе личной встречи. Хотя на пулю в лоб Ортега и так уже наговорил, а другими способами ведения дискуссий Карлос пренебрегает.

«Красивый мальчик» уже в прокате, «Ангел» – с 31 января

Автор – специальный корреспондент «Комсомольской правды»