Маркус Хинтерхойзер: Никогда не думал, что стану интендантом в Зальцбурге

Летний фестиваль в Зальцбурге открывается 22 июля. Несмотря на то что все программы подготовлены, фестиваль находится в ожидании – он ждет вступления в должность интенданта Маркуса Хинтерхойзера. Это произойдет в следующем, 2017 году. Пока же Хинтерхойзер завершает деятельность на посту интенданта Венского фестиваля.

– Работать, исполнять в городе некую функцию, тем более интенданта Венского фестиваля, совершенно иное, нежели просто жить или учиться. Работа приводит к другому позиционированию, она позволяет открывать многие двери, устанавливать новые контакты.

– Для этого я слишком хорошо знал город прежде. Но состоявшиеся благодаря фестивалю знакомства с исполнителями, новыми художественными грамматиками меня действительно обогатили. И хотя Зальцбург совершенно иная система, с другой внутренней логикой, куда просто так не впишется режиссер, успешный на других площадках, я надеюсь, что многие художники, с которыми мы сблизились, при бережном к ним отношении смогут работать и там, не выглядеть чужими, в этом я оптимистичен.

– Это особый мир. Вспоминаю, как Жерар Мортье беспрерывно колесил по миру в поисках интересных режиссеров – но в итоге приглашал в Зальцбург немногих. Их могло бы быть больше.

– Да, и надеюсь многих приглашать. Это важный аспект работы – видеть по возможности все, что происходит, чтобы понять, что возможно, в какой форме, какого рода интеграция. В Зальцбурге фантастические предпосылки, но строгие параметры. Чтобы личность вписалась, нужно достаточно света и воздуха, созвездие художников нуждается в свободе думать, фантазировать, но и в праве на неудачу. Не все всегда удается.

– Я был очень связан с зальцбургским фестивалем в 90-е гг. Отношения с Мортье сложились довольно близкие, я многому у него научился. В его работе было то, что правильно и важно для Зальцбурга, прежде всего открытость миру. Это стало важным для моей социализации, ведь изначально у меня другая профессия, не думал, что буду интендантом.

– Никогда! Я учился фортепиано в Зальцбурге, летом мы ходили мимо фестивального дворца, выглядевшего культурным Кремлем, совершенно закрытым, герметичным. Иногда получали билеты на генеральную – счастье! Теперь сложилось так, и это большая привилегия для меня. Нельзя думать, будто фестиваль сводится к череде событий, нет, он подчиняется некой большей идее, общественной, политической, имеющей значение для нашей жизни, позволяющей понять, что может сказать современникам произведение, которому 200 или 400 лет. Необходимы формы, лишенные анахронизма, способные стать интеллектуальным импульсом.

– Могу признаться во всем, но я всем доволен, фестиваль расширил мои горизонты. Мелочи вроде дотаций или отдельных постановок не в счет, но более 120 представлений за три года – событие, особенно если вспомнить захватывающих «Орфея и Эвридику» в постановке Ромео Кастеллуччи, это для меня парадигма современной оперы, «Зимний путь» Уильяма Кентриджа или «Синюю бороду» Андреа Брет. В этом году – анархия и бурлеск «Фиделио» в режиссуре Ахима Фрайера с его миром цифр как тюрьмой и лишенными лиц героями, впечатляющие «Три сестры» очень одаренного Тимофея Кулябина. Я много видел Чехова, но этот – величайший, феноменальный. Он идет на языке глухонемых, там нечего слушать, только читать текст – и вдруг в середине второго акта ты начинаешь слышать слова, которые не произносятся. Невероятно!

– Очень.

– Но он ставит и оперы.

– «Идеальный муж» интересен и мне очень понравился. Но «Трех сестер» не забуду никогда.

– Это прекрасная работа.

– Публика там другая, не знаю, в чем дело. В принципе, уходить в паузе – не страшно, но прямо во время представления – неправильно. Иногда это странная психодинамика: раз кто-то уходит, то и я пойду. Может, это потому, что у большого города свой темп: утром вести детей в школу, самому – на работу.

– Тут другой механизм – значит, в 4 раза лучше.

– Я пока даже не начал работать.

– Знаю, но если думать, что не будет нового, не стоило б и приступать. Но мы входим в мир, невиданными темпами меняющийся и в культурной политике, и во внутренней.

– Эстетика тоже занята политикой. Я не идиот, не собираюсь делать агитпроп-фестиваль, понимаю, что такое Зальцбург. Но Мортье задался важными вопросами, открыв двери для обсуждения того, почему мы занимаемся именно этим. Монтеверди, «Волшебная флейта», Малер – они ставят центральные вопросы: кто мы, каковы условия человеческого существования, что такое искусство, почему мы это читаем, слушаем? Не думаю, что искусство должно постулировать идеологию, хотя использовать его пытаются всеми возможными способами. Но современный мир видит по-иному, мы не в силах делать вид, будто живем в XVIII в., мы нуждаемся в интерпретации. Валери сказал: «Искусство пробуждает нашу память». Но память ожидает интервенций современного, не в смысле модного, но в смысле настоящего, подлинного мира. Я хотел бы заниматься этим. Остальное – анахронизм.

– Не знаю, не я заказывал, не особо и жду. Это заказ Александра Перей-ры, если опера будет завершена, ему и решать.

– Это не вопрос денег, вопрос – почему мы это делаем и с кем? У меня нет влечения к эротике статистики или статистической эротике – сколько мировых премьер придется на мое интендантство? Столько произведений ХХ в., а теперь и XXI в. играли лишь один раз... И я не знаю современного композитора, который был бы так же актуален, как Монтеверди, услышанный Кастеллуччи.

– Что же?

– Он меня очень интересует, но конкретных переговоров не было, я спросил, интересен ли ему Зальцбург, сказал – буду рад его видеть.

– Может, он останется сегодня при двух?

– История с «Фиделио» не изменила моего к нему отношения. В жизни может произойти разное, я тоже художник и понимаю это.

– Я по-прежнему невероятно восхищен Черняковым как режиссером, представится возможность – мы возобновим сотрудничество. В Вене же мы так сильно вышли из графика подготовки спектакля, что встали перед выбором – отказаться от постановки или найти ей замену. Так бывает – не складывается с теми, кто тебе нравится.