Между привычкой и наркотиком
Наступающий сезон Российский национальный оркестр откроет Первым концертом Чайковского. Партию фортепиано исполнит 29-летний Николай Луганский, с именем которого во многом связано представление о "новом русском пианизме". В июле Луганский выступал на фестивале в Кольмаре - том самом, которым руководит Владимир Спиваков и во время которого Спивакову вручили орден Почетного легиона. В этом году главной темой фестиваля стало искусство фортепиано. - Что такое проект "Новый век российского пианизма", объединивший под одним лозунгом таких разных музыкантов, как вы, Вадим Руденко, Денис Мацуев, Александр Гиндин? - По большому счету особого значения не имеет, под какой шапкой объединяться. Важно, что, когда во всем мире, а тем более в России падает интерес к классической музыке, делается нечто, что этот интерес подогревает. Во время перестройки потоком лились статьи, доказывающие, что в России остались самые плохие музыканты, что исполнительские школы выродились и умерли. Совершенно очевидно тем не менее, что русская фортепианная школа - ведущая в мире. Другое дело, что она сейчас распространилась по всему свету. Много русских педагогов всегда было в Америке. Сейчас масса музыкантов живет, преподает и концертирует в Европе и Японии. - Как связано с русской исполнительской традицией ваше поколение? - Все мы принадлежим русской традиции: мы учились в Москве, наши педагоги тоже учились в России. Наша школа сильна потому, что дает профессиональное обучение с семи-восьми лет. Этого нет нигде в мире. И концертная деятельность начинается с детских лет. Что касается метафизики, тут мнения разделяются. Одни считают сильной стороной блестящую технику, другие - русскую напевность, мягкий, певучий звук. Кто что любит.
- Но ведь игра порой "мимо нот" не мешала некоторым нашим пианистам по праву считаться гениальными? - В прошлом были замечательные пианисты, не отличавшиеся бронебойной игрой, - Нейгауз, Игумнов, поздний Софроницкий. А были и уникальные виртуозы - Рихтер и Гилельс или менее известный на Западе Гинзбург. Дело не в принадлежности к какому-то стилю. И не думаю, что отношение к технике определяет художественный результат. Это банальность, но техника неотделима от замысла и художественного содержания. Другое дело, есть такая вещь, как природные данные: руки сильные или слабые, тяжелые или легкие. Публика не должна этого знать, но физические данные иногда определяют очень многое. - Может ли виртуоз быть человеком эмоциональным? - Слово "виртуоз" происходит от "виртус" - "мужество". Тот, кто все просчитывает, не может считаться виртуозом. Виртуозами обычно становятся люди очень смелые, бесшабашные. - Часто под видом пропаганды классического искусства на сцену проникает густопсовая попса, потребляемая публикой с преогромным удовольствием. Что может противопоставить этому серьезный музыкант? - Вкус потребителя - это стихия. Публика сильно падка на дешевые (и недешевые) эффекты. Массовый зритель мало знает, не всегда в состоянии отличить имитацию от подлинного искусства. Но артисты, которые делают шоу, мне даже более симпатичны, чем имитирующие глубину и серьезность. Среди шоуменов встречаются такие разные величины, как три тенора на стадионах, Николай Басков в зале "Россия", скрипачка Ванесса Мэй, выступавшая в Кремлевском дворце. Важно находить согласие с самим собой. Артист, профессионально делающий шоу, дарит не глубочайшие переживания, а прекрасное настроение и восторг. Он не боится критики и обвинений в дурновкусии. Я ничего против такого рода деятельности не имею. У каждого свои критерии. На Западе это имеет глубокие традиции, при переносе же на российскую почву из-за излишней эмоциональности приобретает порой причудливые формы. Это больше даже касается публики: эмоциональная температура приятия - неприятия, радости - озлобления значительно выше. Может быть, поэтому в нашей стране мировая тенденция "демократизации" классической музыки более опасна, так как публика подвержена слишком сильным приступам эмоций.
- Когда вам, пианисту, не нужно учить новые произведения и готовиться к концерту, что вы наигрываете для себя? - Мне очень интересно разучивать новое. Могу выучить наизусть часть фортепианного концерта за два часа. Очень любопытный эксперимент на скорость. Интересно было бы с кем-нибудь посоревноваться. Музыка для меня - что-то среднее между привычкой и наркотиком. Но, думаю, это одна из лучших зависимостей в жизни. Изредка играю для себя и двоих-троих близких людей популярную музыку из кинофильмов - Гладкова, Петрова, Дунаевского, Уитни Хьюстон или Жобима. Михаил Плетнев подговаривал меня сыграть Жобима на наших концертах в Бразилии, но я отказался. Не могу выносить это на широкую публику. Это не мой жанр, я не такой человек. Играть для друзей - совсем не то же самое, что выступать на сцене. Здесь как раз важно найти соответствие музыки и себя. Постоянное исполнение одних и тех же произведений приводит к очень высокому качеству. Что касается заштампованности, это зависит от человека: может ли он играть произведение в сотый раз со свежим его ощущением. Мне кажется, я могу в который раз играть Первый концерт Чайковского (на X конкурсе Чайковского Луганский получил за свое исполнение 1-ю премию. - Н. К.) и чувствовать, что это уникальное, неповторимое, оригинальнейшее произведение. Я в сезон играю 10 - 15 разных концертов с оркестром, три-четыре сольные программы и еще камерную музыку. Это ненормально, нужно уменьшать. Слишком много очень разной музыки.
- Для вас важно, чтобы во время исполнения в зале находились близкие люди - родители, жена, брат? - Не могу сказать, чтобы это было главным. Для меня важнее мои взаимоотношения с музыкой, чем состав аудитории. Конечно, мнение близких людей после концерта для меня важно. Наверное, поэтому в Москве мне играть значительно труднее, чем в любой точке мира. Волнения и страха больше - оттого, что здесь находятся близкие люди, мнением которых дорожишь. Самые удачные концерты я давал не в Москве. Но это вам скажет практически любой исполнитель. Говорят, Давиду Ойстраху принадлежит высказывание: "Вы даже не знаете, какой я скрипач, если слышали меня только в Москве. Вы не представляете, что это такое - выйти на сцену Большого зала и увидеть сидящего в шестом ряду Леонида Когана".