Слуга всех господ
В московском театре "Ленком" Марк Захаров выпустил последнюю пьесу Григория Горина "Шут Балакирев". На премьере стало видно, почему подготовка спектакля заняла больше года: Захарову предстояло придать стройность пьесе, чего не успел сделать Горин, а художнику Олегу Шейнцису нужно было время на строительство сложной сценической конструкции. В результате то, что удалось Шейнцису, не удалось Захарову - конструкция спектакля далеко не так безупречна, как сценография Шейнциса. Что, однако, не уменьшает важности "Шута Балакирева" ни для самого режиссера, высказавшегося спектаклем пусть сбивчиво, но очень лично, ни для московской публики, увидевшей на премьере несколько отлично сыгранных ролей.
Кажется, сбивчивость в "Шуте Балакиреве" потому и случилась, что слишком о многом Захарову требовалось высказаться: о России и тирании, об истории с большой буквы и маленьком человеке, о государственном интересе и приватном жизнестроительстве, о преданности и предательстве, а главное - о власти и художнике. Самый внятный сюжет из множества - историю петровской России - удалось сыграть декорации Шейнциса. Его дощатый планшет сцены, уставленный стройными рядами строгих стульев, разламывается, когда близится конец эпохи Петра, вздыбливается и ощеривается досками, стулья удерживаются на них вопреки гравитации... В финале, когда герои начинают кочевать из реальности на тот свет и обратно, планшет застывает перпендикулярно сцене, и эта смена горизонтали на вертикаль и скупей, и красноречивей текста. В самом же тексте фигурирует множество людей и интересов. Любовные интриги, дворцовые заговоры и наивные хитрости маленьких людей. Десяток шутов, придворные и сами светлейшие. Кастинг соответственно властной иерархии. Невеста Балакирева - молодая актриса Олеся Железняк (роль маленькая, но точно сыгранная). Обер-прокурор, уязвленный царедворец Ягужинский - Александр Збруев. Светлейший князь, нахрапистый жизнелюб Меншиков - Николай Караченцов. Императрица, блудливая и сердобольная Екатерина, - Александра Захарова. В конце концов, Петр Великий, чьи сиятельные бесчинства остались за кулисами, предстает одиноким, преданным и покинутым всеми человеком на пороге смерти - это лучшая роль Олега Янковского за последние годы. Выходы премьеров поставлены как персональные номера и "отбиваются" песнями и плясками знакомого по старым ленкомовским мюзиклам кордебалета. Здесь это кордебалет шутов - правда, без музыки Рыбникова, составившей половину успеха "Юноны" и "Авось" и "Звезды и смерти Хоакина Мурьетты", многое теряет смысл: мелодии композитора Сергея Рудницкого никто насвистывать не станет. Все это, вместе взятое, насквозь прошито действиями слуги всех господ Балакирева - наиважнейшего для Захарова героя, которого он дал сыграть своему совсем недавнему студенту Сергею Фролову. Он оказался актером органичным донельзя и, что важно, - комиком, каких мало. Начинается с того, что гвардейца Преображенского полка, дворянина Балакирева за купанием застает Меншиков. Однако гвардеец, сумев лихо отбалакаться ("рожа невинная, словно ангел с похмелья", скажут позже), выходит сухим из воды и отправляется в столицу - в рядах придворных шутов прибыло. Балакирев поневоле ввязывается в дворцовые интриги, расплачивается за это ссылкой, после смерти Петра возвращается ко двору (что соответствует истории реального Балакирева, придворного шута Петра), но при новой власти и сам погибает.
Остановись Горин с Захаровым на этом, вышла бы классическая история о том, как государственная машина раздавила маленького человека или как власть сгубила попавшего под колеса художника. Для этого в спектакле довольно классических аллюзий - на шекспировских Розенкранца и Гильденстерна (Балакиреву подсовывают флейту), на его же короля с шутом (о Лире в спектакле прямым текстом поминают). Однако Захарову, не от Шекспира знающему об играх с властью, этого было мало. Захаров с Гориным пошли дальше, напустив попутно туману, отвлекаясь на другие сюжетные линии и темня, словно не находя точных слов для высказывания, - кажется, оттого, что высказывание это для Захарова в большей степени является намерением, чем подведением итогов. Балакирев, побывав на том свете, где все в белом, все равны и все друг друга простили, возвращается к живым. В финале ему снова, как и в самом начале спектакля, дают дудку - мол, сыграй. Чего от шута требовали при жизни - так это либо играть на дудке задницей, либо резать правду-матку. И он, в самом начале худо-бедно отвертевшийся от анального музицирования, но не использовавший и святого права шутов болтать, что вздумается, боится теперь брать дудку в руки. Тогда Петр объясняет ему, что единственное, что от человека требуется в конечном счете, - это хотя бы что-то уметь. В конце концов лирический герой Марка Захарова берет дудку в руки (т. е. Фролов берет в руки гобой). Берет - и один, на пустой сцене, начинает играть. Играет, надо сказать, великолепно. Следующий спектакль - 20 мая.