Итальянский патриотизм победил на литовских дюнах


Качество постановки было обеспечено не только участием Някрошюса и его семейной команды, но и слаженным ансамблем всех музыкальных сил. Партию Леди Макбет спела Елена Зеленская, солистка Большого, имеющая опыт выступлений в итальянском репертуаре на европейских сценах. Ее тембр, обладающий странным химическим призвуком, оказался уместен для этой партии, где категорически не нужен голос "светлый, ясный", а требуется "резкий, приглушенный, мрачный". Порой голос Зеленской соответствует этим требованиям Верди - он резок в бравурных кабалеттах, мрачен в сценах ночных семейных советов. Он вписывается в романтическую эстетику "ужасного", но не вторгается в экспрессионистскую эстетику "безобразного", куда Верди прорывается лишь декларативно, но не музыкально. Музыка же требует большого мастерства, и оно у Зеленской есть: пять сольных номеров и несколько дуэтных сцен артистка проводит очень выразительно и четко, лишь изредка греша заниженной интонацией на верхах. Вызывает уважение работа Владимира Редькина: партия Макбета хорошо вписалась в тесситуру его баритона, местами артист показал красивое бельканто и в целом справился с децибелами драматической партии, хотя и с трудом допел финальную арию до конца. Уверенно спел Банко Михаил Казаков, хотя звучание его металлического басового тембра иногда преобладало над интонацией. Открытием стал Максим Пастер, исполнивший роль непокорного Макдуфа. Молодой солист Харьковской оперы музыкален, его лирический тенор свободно летит в зал и приятно вписывается в ансамбли - и все же он еще не совсем крепок для вердиевских партий. Все без исключения солисты второго плана оказались на месте. Ровный вокальный уровень всего состава обязывает отметить работу вокального педагога Франко Пальяцци.

Большой театр арендовал "Макбета" в Италии: Эймунтас Някрошюс перенес в Москву свой недавний оперный дебют - совместную постановку флорентийского Maggio Musicale и палермского Teatro Massimo. Это значит, что напрокат взяты декорации Мариуса Някрошюса и большая часть костюмов Надежды Гультяевой. Но во всем остальном московский "Макбет" - полноценная премьера: солисты, хор, оркестр и итальянский дирижер Марчелло Панни работали с Някрошюсом на Новой сцене Большого театра впервые.

В смысле режиссуры в "Макбете" много неожиданностей: в драматическом театре, где Эймунтас Някрошюс вот уже много лет царь и бог, он работает не так. Может показаться, что в "Макбете" меньше личной режиссерской увлеченности, но дело скорее в другом - Някрошюс как будто сознательно сдерживает свою силу, чтобы на первом плане осталась музыка Верди, и в этом смирении есть что-то естественное и величественное.

Сценический рисунок "Макбета" лаконичен и строг. Привычные для Някрошюса метафоры на этот раз не рушатся на зрителя девятым валом, оглушая и не давая перевести дух, а вправлены в действие как несколько драгоценных камней - каждый изумительно отшлифован.

Убийство Дункана: на сцену вынесут массивную золоченую раму с черной тканью вместо портрета, и Макбет вспорет ее ножом, вытянув из разреза алую полосу. Все-таки мозг Някрошюса устроен каким-то непостижимым образом: он ясно и просто видит, как "Макбет зарезал сон".

Пир Макбета: еще одна рама с черной тканью, сквозь которую, как в фильме ужасов, будут проступать пузырями лицо и руки убитого Банко - призрак изо всех сих рвется из того мира в этот.

Впрочем, пленка между мирами в спектакле Някрошюса так тонка, что кажется - все его действие происходит не то уже в аду, не то в его ближайших окрестностях: при каждом новом злодеянии главных героев ткань на заднике декорации довольно раскрывается в инфернальной ухмылке. В первом действии стайка длинноволосых белокурых ведьм затевает веселую игру: тесно прижавшись друг к другу, они поднимают руки и начинают быстро перебирать пальцами - получается очень похоже на щупальца хищной актинии; стоит Макбету приблизиться, и щупальца разом тянутся к нему. А в третьем акте ведьмы уже забавляются со своей добычей, укутывая белой фатой Макбета и его леди, точно это большие куклы. Сцена странным образом пронизана жутью и вместе с тем умиротворенностью: вот чудовища в аду, и им там почти хорошо.

Только призраки беспокоят, да безумной леди Макбет, словно булгаковской Фриде платок, подбрасывают чистые белые рубашки - и леди складывает их аккуратной стопочкой: не запачкать бы.

Адское действие между тем в изобилии наполнено прибалтийскими мотивами: глаз умиляют песчаные дюны и хуторские пугала, расставленные по сцене Мариусом Някрошюсом, веточки вербы и беловолосые девушки, творящие ведьмовство на празднике Казюкас. Последний акт спектакля, в котором наступает возмездие, приводит в дело и политическую подоплеку оперы. В конце 40-х гг. XIX в. , когда "Макбет" триумфально завоевал итальянские сцены, публика превращала представления в митинги: хоры непокорных шотландцев, восставших против тирана, подхватывались патриотами завоеванной Италии и распевались как собственные гимны. Режиссер Някрошюс отправил свергать Макбета не воинов, укрытых ветвями Бирнамского леса, а вооруженных дубьем хуторян. В финале место поверженного злодея занимает новый король - щуплый интеллигент в очках, поющий тоненьким голосом и размахивающий саблями (таким предстал Малькольм в исполнении тенора Марата Галиахметова). Задумывал ли Някрошюс карикатуру на гуманного музыковеда, ставшего президентом свободной страны, осталось неясным, но комический эффект слегка навредил мрачному величию этого добротного спектакля.

Оркестр звучал хорошо - собранно, прямолинейно, жестковато, почти по-итальянски. Дирижер Марчелло Панни передал партитуру Верди точно и объективно, не скрыв ее эклектики, складывающейся из двух разных стилей Верди: в эпизодах, оставшихся от первой редакции 1847 г. , слышен еще автор "Набукко", в музыке, написанной для второй редакции 1865 г. , - почти автор "Аиды". Ансамбли исполнялись безукоризненно, изящный оркестр за сценой нигде не подвел, только хору слегка недоставало слаженности и певучего звука. Важное достижение: исчезла суфлерская будка, ранее бывшая обязательным подспорьем певцам Большого; зато теперь они лучше мобилизованы, могут выходить ближе к рампе, контакту всего певческого ансамбля с дирижером ничто не мешает. Хуже всех справляются клакеры: в новом, более камерном здании театра их грубая работа слышна невооруженным ухом.

В прошлом оперном сезоне Большого театра удачи и неудачи чередовались в шахматном порядке: за интересной "Турандот" последовала провальная "Снегурочка", блестящие "Похождения повесы" и снова неубедительный "Руслан". Нынешний сезон опять начался с удачи, и хотелось бы надеяться, что роковую чересполосицу нарушит успех грядущих оперных премьер.