Бревно без границ


Несложный сценарий не уточняет, откуда взялся этот парень, с какой войны вернулся, в каком штабе отсиделся писарем. Зрителю предлагают принять его как приятную жизнеутверждающую данность – вот он сходит с парома с брезентовым вещмешком в руках и спокойной радостью на большом лице: человек вернулся в маленький город, вернулся домой после шести лет непростой службы своей стране.

Дома, однако, все не так, как надо. Лесопилка, прежде являвшаяся духовным и экономическим центром городской жизни, закрыта и осквернена – как выясняется чуть позже, в ней устроен цех по очистке героина. На главной площади торчит казино, где с трудящихся дерут втридорога, а школьная любовь героя танцует в пип-шоу, потому что другой работы для девушек в городке теперь нет.

Видя все это, большой человек не просит Создателя о мудрости, чтоб отличить то, что он может изменить, от того, что изменить не может. В пределах компактной провинциальной вселенной его возможности менять мир к лучшему почти безграничны. А в тех редких случаях, когда одной только мускульной силы не хватает, он применяет не дубину даже, а титанический дубовый брусок, который нормальных размеров мужчина и ладонью обхватить не сможет, не говоря уже о том, чтоб с такой беззаботной легкостью размахивать им над головой.

Данное дубовое бревно стоит отдельного разговора, так как является, без сомнения, самым важным эстетическим элементом картины и несет на себе изрядную смысловую нагрузку. Оно фигурирует в качестве вещдока, когда коррумпированные полицейские пытаются привлечь героя к ответственности за обламывание рук наркоторговцам. Его герою возвращают, когда присяжные под бурные овации граждан постановляют, что ломать конечности плохим людям есть неотъемлемое гражданское право людей хороших. Оно становится главным и решающим пунктом предвыборной программы героя, когда герой решает баллотироваться на должность шерифа. А выиграв выборы, он придает бревну чуть более эргономичную форму и возит его вместо дробовика на оружейной стойке шерифского внедорожника.

Бревно, кроме того, служит главным связующим звеном между собственно персонажем Дуэйна Джонсона и его давно покойным прототипом – действительно имевшим место быть теннессийским окружным шерифом по имени Буффорд Пассер, чьим беллетризированным жизнеописанием был оригинальный “Широко шагая” и чьей светлой памяти посвящен теперешний фильм.

Настоящий Пассер действительно предпочитал ружью непостижимых размеров самодельную дубину и настолько с ней сроднился, что даже мраморный барельеф, украшающий его могилу, изображает двухметрового шерифа, опирающимся на свое любимое орудие.

Бывший профессиональный борец, объявивший бой оргпреступности в самом криминализированном округе Среднего Запада, собственноручно отправивший на тот свет ряд правонарушителей, через это прославившийся и канонизированный Голливудом, Пассер закончил жизнь довольно грустно. Местные самогонщики расстреляли из автоматов его машину, убили жену, а сам он хоть и выжил после пяти пулевых ранений, но махать бревном уже не смог и превратился в завсегдатая ток-шоу и героя рекламных роликов. В 1974 г. он даже подписался играть самого себя в “Широко шагая-2”, но, возвращаясь домой со встречи с продюсерами, вылетел через лобовое стекло джипа и разбился о дерево. Земляки Пассера по сей день говорят, что его убила мафия, но скорее всего калека просто заснул за рулем.

Героя Джонсона зовут по-другому, и по сюжету он даже родственником не приходится легендарному шерифу 60-х, но общность методов и целей налицо: переколотить всех “одноруких бандитов”, переломать ноги всем двуруким, перевоспитать стриптизерш, приспособив их к жарке котлет и нарезке итальянских салатов, а казино переделать под Дворец пионеров.

Приятнее всего, что в деле наведения нравственного фэн-шуя артист Джонсон использует свою мощь на удивление сдержанно и экономично. За весь фильм он стреляет лишь трижды (зато каждый раз с летальным результатом), а самый действенный боевой прием из применяемых им – с очень страшным лицом обернуться к нападающему (отчего нападающий сразу роняет оружие и валится замертво). Именно эти былинные фокусы, исполняемые ненатужно и весело, делают особенно радостным процесс созерцания артиста Джонсона и позволяют предположить, что со временем этот большой красивый человек если и не станет вторым Шварценеггером, то наверняка будет причислен к лику людей, которые шагают действительно широко и чьими стараниями даже в наше конформистское время важнейшим из искусств по-прежнему является бревно.