Дорогое ваше величество


За годы работы в Голливуде Пол Верхувен выучил золотое правило Антея: хочешь быть сильным, вернись на родную землю – и публика два часа тихо проплачет в темноте, не отрываясь следя за экраном. В конкурсной “Черной книге” (Zwartboek), первой за 20 лет голландской картине режиссера, Верхувен возвращается во времена своего детства – Вторая мировая, немецкая оккупация. Черная дыра, которая разверзлась в центре Европы в середине прошлого века, никому из героев Верхувена не оставляет возможности оставаться человеком: время и место предлагают на выбор – звериное выживание или нелепая смерть.

Вторым (а судя по реакции прессы, скорее первым) фаворитом стала картина британского режиссера Стивена Фрирза “Королева” (The Queen). Можно долго напрягать память, но так и не вспомнить прецедентов: в большом кино еще не было подобного фильма – почти комедии, посвященной актуальным политикам крупного государства, действующему премьер-министру и живой королеве. Страна с самой архаичной формой правления снова оказалась самой развитой демократией – французы сняли фильм о Миттеране после его смерти, американцы поставили на поток кинобиографии именно экс-президентов. Британцы сделали дружеский шарж на своих теперешних правителей.

Хелен Миррен, только что получившая “Эмми” за телевизионную роль Елизаветы I, на этот раз стала Елизаветой II, которая вынуждена принимать сложное частное и государственное решение в те дни, когда Британия и мир оплакивают принцессу Диану. В принципиальной для этой семьи неотделимости частного от государственного трагическая составляющая фильма Фрирза: представители британской правящей династии приходят в этот мир, чтобы стать добровольными заложниками своей нации и ее привычек. Героиня Миррен – старомодная женщина, у которой нет других механизмов защиты, кроме высокомерия и юмора (“Вы у меня десятый премьер-министр. Первым был Черчилль”).

По словам создателей фильма, при написании сценария они использовали в том числе информацию, полученную от знакомых из окружения Тони Блэра (Майкл Шин). Почти неделя уходит у молодого, амбициозного и оппозиционного королеве премьера на то, чтобы убедить Елизавету решиться на публичные похороны и публичное выражение скорби в адрес разведенной принцессы. Каждый из эпизодов этой борьбы – череда диалогов, достойных войти в очередную антологию британского юмора (так, королева-мать возмущается, что процессия должна пройти по мосту, зарезервированному для ее похорон).

Никакой официальной реакции на фильм со стороны королевской семьи пока не последовало. Мало шансов, что она будет благосклонной (и публичной), – слишком глубоко заходит в своих психологических предположениях Фрирз, слишком много иронии примешивается к очевидной симпатии. На пресс-конференции Хелен Миррен сравнила английскую королеву со старым диваном в родительской гостиной. Вы взрослеете на этом диване, забываете о нем, уехав из дома, но, вернувшись назад, понимаете, что в мире нет более родного для вас предмета: “Тот, кто не рос в Англии, никогда этого не поймет”. Понять можно другое: картина Фрирза убеждает в праздности всех разговоров о превращении Британии в республику – даже лейборист Тони Блэр в трудный для страны час бросается спасать монархию от гнева многочисленных поклонников принцессы Дианы.

По сообщениям прессы, в числе ярых почитателей доброжелательно ниспровергающей картины Фрирза оказался американский режиссер Спайк Ли, который приехал на фестиваль, чтобы ниспровергать без жалости и всерьез. В программе “Горизонты” был показан его “Реквием в четырех частях” – почти пятичасовой документальный фильм о наводнении в Новом Орлеане и его последствиях. Хронометраж картины – ее самый действенный публицистический прием: к концу просмотра зритель начинает чувствовать себя жителем затонувшего квартала, брошенным на произвол судьбы президентом, армией, полицией и врачами. Картина Ли – фига в кармане, припасенная к премьере “Всемирного торгового центра”: когда двух героев стоуновского фильма бросается спасать едва ли не вся американская полиция, перед глазами встает стадион “Супердом” и улицы Нового Орлеана, где живые и мертвые были одинаково безразличны властям.