В чем Prada, брат?
Отчасти роман воспитания, отчасти производственный роман, автобиографическая книга Вайсбергер пропитана одной-единственной страстью – адскими амбициями лирической героини. Бредящая “Нью-Йоркером” выпускница университета (в фильме – Энн Хэтауэй) год терпит унижения на позиции секретарши глянцевого журнала ради гипотетической перспективы карьерного роста (“Поработай годик так, чтобы тебя не уволили, и тебя устроят на любое место, на какое только пожелаешь”). Уважение она, может быть, и вызывает, но никак не симпатию. Дьявольского в ее расчетливом мазохизме не меньше, чем в эскападах начальственной Миранды Пристли (Мэрил Стрип), – от борзости дебютантки при чтении книги временами берет оторопь.
Фильм же (по крайне мере, первая его половина) суть безобиднейшая комедия про слона в посудной лавке. Упор делается на том, на чем он и должен быть сделан: стиль “распродажа в кампусе” против прет-а-порте. В редакции журнала “Подиум” ассистентке в мешковатом голубом свитере постоянно намекают на лишний вес и плохой вкус, упрекают в отсутствии корпоративного восторга и вечно посылают туда не знаю куда. Девушка мечется по Манхэттену, постоянно попадая впросак. Но вот имитация восторга и хорошего вкуса входит в привычку, любая задача становится выполнимой (военная операция по добыванию неизданного “Гарри Поттера” решена режиссером Дэвидом Франкелом не без динамизма), и происходит ожидаемое превращение деревенщины в фэшн-жертву. Героям Вайсбергер тут самое время разойтись по домам. Но персонажам фильма надо продержаться еще минут сорок до финальных титров – поэтому для них сценаристы конструируют дополнительную интригу, в которую вовлечены соперники Миранды.
Расправа над врагами становится победным пенальти единственной бенефициантки картины – Мэрил Стрип. В книге Миранда Пристли присутствует главным образом в виде телефонной собеседницы и появляется в жизни главной героини, как Годзилла, – по частям. Мэрил Стрип, сверкая искусственной сединой, входит в фильм почти в самом начале, чтобы раз и навсегда воцариться на экране – кто бы сомневался?
В оригинальной версии Стрип произносит реплики отрешенным шепотом. Так, должно быть, разговаривают мудрецы в лимбе – а кинематографическая Миранда Пристли достойна именно лимба, но никак не девятого круга ада, куда попадают амбициозные секретарши, обманувшие своих благодетелей.
Пока не прошла премьера, трудно сказать, как справилась с задачей Эвелина L’Officiel Хромченко, которую русские прокатчики пригласили озвучить героиню Мэрил Стрип. Cама идея (несмотря на радийный опыт Хромченко) с точки зрения гламурной иерархии кажется слегка кощунственной – героиня Вайсбергер все-таки списана с самой Анны Винтур, главного редактора американского Vogue. Собственно, почему не Алена Долецкая, главный редактор русского Vogue, – или она (как и экранная Пристли) не хочет появляться на публике по частям, одной лишь фонограммой?
Подобное нарушение субординации (а спонсором русской премьеры выступает третий женский журнал, мало имеющий отношение к двум упомянутым) – лучший ответ нашим яростным интеллектуалам, превращающим слово “гламурный” едва ли не в синоним слова “дьявольский”. (Доходит до смешного – пресловутое определение появляется в качестве отрицательного эпитета в глянцевых журналах.) Потому что в нашей стране общемировая иерархия ничего не значит, она не формировалась годами, не стала системой, да и сам глянец вещь настолько эфемерная, что никак не может быть корнем зла.
Демонизировать “русский гламур” – все равно что считать высокую температуру болезнью, а не симптомом болезни. В Америке модные журналы немаловажная часть огромной серьезной индустрии, издательского и модного бизнеса. У них миллионная аудитория, рычаги влияния и собственные (ни больше ни меньше) творческие задачи. У них своя долгая история. Это, если хотите, чаадаевские “плоды движения веков”. Пересаженные на российскую почву (как и все, пересаженное на российскую почву, – см. опять-таки “Первое философическое письмо”), глянцевые журналы существуют в основном как реципиенты рекламодательских бюджетов и неплохой вариант трудоустройства для выпускников филологических факультетов.
Обличение гламура у нас превратилось в интеллектуальную позу. Потому что это просто, приятно и неопасно. Говорить о том, что прослойка осмысленных изданий (между глянцем и желтизной) теперь не толще папиросной бумаги, занятие скучное и неблагодарное. Героиня “Дьявол носит Prada” к сорока годам доберется-таки до вожделенного “Нью-Йоркера”. Для ее российских коллег и ровесниц глянец, есть опасения, будет последней остановкой.