ИЗБРАННОЕ ЧТЕНИЕ: Колониальный товар


Десаи написала о безнадежности. Ее персонажи движутся по жизни лишь затем, чтобы в конце концов уткнуться в тупик, каждый в свой. В далеком чуждом Нью-Йорке мучается Бижу, юноша приехал из Индии попытать счастья, но год за годом работает в ресторанах за копейки и ночует в подвале с крысами. Темнокожему нелегалу при приеме на работу дарят шампунь и дезодорант, ему никогда не получить вожделенную “зеленую карту” (так именуется “грин-карта” – из переводческих ляпов, допущенных в книге, можно составить неплохую коллекцию), никогда не стать своим. У подножия Гималаев, в Калмпонге, живет другая группа персонажей: старик-судья, его внучка Саи и прислуживающий им повар, отец Бижу, уверенный, что сын вот-вот разбогатеет и пригласит его к себе.

Каждому из них по-своему неуютно. Судья живет сквозь зубы, в старом сумрачном доме, проданном ему шотландцем, не живет, доживает, играет с собой в шахматы, кричит на повара, любит только собаку, ни с кем не общается. В общем, чувствует себя “иностранцем в собственной стране”. Когда-то он учился в Кембридже – там выслушивал, что от него “лошадкой пахнет”, был изгоем и аутсайдером, вернулся домой – крестьянские родственники засмеяли его новые европейские привычки, жена, на которой судью женили еще до отъезда, показалась безмозглой дурой. Его внучке Саи, воспитанной в христианском монастыре, тоже не слишком комфортно – говорит она только по-английски, книжки любит английские, листает старый National Geographic, который дед когда-то выписывал и аккуратно переплетал, да еще неудачно влюбляется в учителя математики, непальца. Парень решил посвятить себя политической борьбе за независимость и не погнушался ради высших целей подставить дом судьи под удар. Повар тоже несчастлив, его удел – унижения и бедность, единственный просвет – письма от сына. Разгоревшийся в стране военный конфликт лишь усиливает всеобщую беззащитность и бессилие.

Драмы героев Десаи не новость. Бесприютные одиночки из распавшихся колоний, не способные интегрироваться в чуждой им культурной среде, заселили постколониальную литературу тесней, чем в коммуналке, – о них пишут нобелиаты Найпол, Кутзее и еще десятки авторов. Комплекс вины, ощущение исторической ответственности вынесли постколониальную литературу в центр западных литературоведческих штудий на многие годы; решение букеровского жюри лишний раз подтверждает, что мода на постколониальное сохраняется до сих пор.

Как видим, Кирен Десаи ходит тропами, давно покрытыми асфальтом и превратившимися в мейнстрим. Удалось ли молодой писательнице построить на этом фривее свой неповторимый мир? И да, и нет. Ее роман обладает достоинствами публицистического произведения. В нем многое точно продиагностировано и подмечено: сознательная первобытность жителей Индии, их нежелание жить по писаным законам, их готовность продавать этнографическую национальную “клубничку” иностранцам – с одной стороны; равнодушная политкорректность американцев, слепая уверенность в том, что нет страны лучше, чем Америка, – с другой.

И все же эти идеи и наблюдения провисают без достаточной художественной поддержки, без психологических мотивировок. Отлично придуманные персонажи оказываются ходульны и прямолинейны. Как судья превратился в злобного мизантропа, монстра, до полусмерти избивающего жену? Как симпатичный учитель математики оказался вдруг подловатым радикалом? Объемным и убедительным получился разве что повар-простец, но вот его сын, Бижу, прописан приблизительно, смазан даже образ главной героини – Саи.

Зато идеологическое ядро просвечивает сквозь сюжет ярко и ясно, вот она, эта нехитрая идеология: все мы разные, индийцы навсегда останутся провинциалами в большом мире – американцы и британцы, несмотря на декларации, никогда не признают темнокожих братьев равными себе. Для пропагандического сочинения – в самый раз, для романа – слишком наивно и недостаточно.