Виктор Вексельберг: «К первому месту не надо стремиться», - Виктор Вексельберг, владелец Renova Holding

Владелец «Реновы» Виктор Вексельберг построил один из крупнейших холдингов страны с активами на $18 млрд. «Ведомостям» он рассказал, что будет дальше с этими активами
С.Портер

– Безусловно. Преимущества такого объединения очевидны как для акционеров обеих компаний, так и для российской экономики в целом. Несмотря на то что в отечественной металлургии UC Rusal и «Норникель» – крупнейшие компании, на мировом рынке мы не сопоставимы с глобальными игроками. Вместе мы будем более конкурентоспособны.

– Рассказывают, что, противясь продаже «Газпрому», российские акционеры ТНК-BP вели переговоры о продаже своей доли с «Роснефтью».

1991

основал и возглавил компанию «Ренова», владеющую его основными активами

1996

создал алюминиевую группу «Суал», которую возглавлял семь лет

2004

исполнительный директор по развитию газового бизнеса «ТНК-BP менеджмент»

2007

председатель совета директоров объединенной компании UC Rusal

Renova Holding

Инвестиционная группа. Единственный бенифициар – Виктор Вексельберг. Основные активы – 7,7% акций UC Rusal, 12,5% ТNК-BP, контрольный пакет акций «КЭС-Холдинга», 86% акций Renova Industries (через нее осуществляются основные инвестиции в электроэнергетику, машиностроение, медиабизнес). активы На конец первого полугодия 2007 г. оценивались в $17,9 млрд. Выручка (первое полугодие 2007 г.) – $2,166 млрд. Чистая прибыль – $184 млн. Основным партнером Вексельберга в двух основных активах – UC Rusal и TNK-BP – является Леонард Блаватник (контролирует 6,6% и 12,5% акций). Партнеры в Renova Industries – Евгений Ольховик, Владимир Кремер и Александр Зарубин (14%).

Для Вексельберга прошлый год оказался богатым на события. Он стал владельцем UC Rusal – крупнейшей в мире алюминиевой компании. ТНК-BP, где Вексельберг – партнер, фактически лишилась крупного Ковыктинского месторождения. Зато «Ренова» начала активно покупать активы за границей: доли компании в швейцарских Sulzer и Oerlikon оцениваются более чем в $2 млрд. Наконец, у предпринимателя родился первый внук. Но его планы на будущее еще более грандиозны.

– UC Rusal планирует приобрести блокпакет акций «Норникеля». Речь может пойти об объединении двух компаний. Вы поддерживаете эту сделку?

– По рынку уже ходит шутка, что UC Rusal скоро станет компанией, в которой у всех олигархов по миноритарному пакету...

– Хорошо было бы, если у всех были миноритарные... Я вообще за альянсы и партнерства, тогда компании более устойчивы, динамичны и сильны, чем монокомпании. К примеру, «Ренова» и «Альфа-групп» абсолютно разные, но именно это и помогает нам находить верные решения в ТНК-BP. Главное, чтобы акционерные соглашения были структурированы правильно и защищали интересы миноритарных акционеров. Мне кажется, что в UC Rusal это получилось. К тому же я в компании председатель совета директоров. У нас была договоренность, что я останусь им до момента проведения IPO, но в связи с событиями вокруг «Норникеля» возможны и перемены.

– С Владимиром Потаниным переговоры по поводу выкупа его доли ведутся?

– Пока нет. Мы сделали ему устное предложение на тех же условиях, что и Прохорову, т. е. выкупить его долю за деньги и за акции. Я лично встречался с Володей перед Новым годом. В целом он видит целесообразность такого объединения, но надо понять, как может быть структурирована сделка. Я оптимист. Я считаю, что рано или поздно мы с Потаниным договоримся. Ведь только в результате объединения мы получим премию к стоимости 15–20%.

– Он может получить 11% акций UC Rusal?

– Я не знаю, какой пакет в «Норникеле» у него сейчас. Но оценка компаний будет такой же, как для сделки с Прохоровым.

– Говорят, что UC Rusal оценен в $45 млрд. Эта цифра верна?

– Она близка к действительности. Но я считаю, что это даже дешево с точки зрения рыночных условий и финансовых показателей.

– Вы считаете, что антимонопольные органы без проблем одобрят сделку с Прохоровым?

– Мы обсуждали сделку с людьми, которые имеют к ней отношение. Все согласны, что создание национального металлургического лидера было бы полезно для России.

– Glencore тоже всецело «за»?

– Да. Но с ними сложнее. Glencore – крупнейший акционер Xstrata, так что при покупке доли в «Норникеле» у него возникает конфликт интересов. Поэтому нам придется менять соглашение акционеров в UC Rusal так, чтобы Glencore не мог влиять на обсуждение некоторых вопросов.

– IPO UC Rusal было отложено из-за переговоров с Прохоровым?

– Конечно. Если бы мы провели IPO, нам было бы трудно осуществить эту сделку.

– Теперь когда планируется размещение?

– Это вопрос приоритетов. Я хочу подчеркнуть, что IPO UC Rusal планировалось и планируется не ради продажи акций и получения денег, а ради создания инструментов для следующих сделок приобретений и поглощений. Так что приоритет – проведение частных сделок M&A. Поэтому сначала мы доведем до конца сделку с «Норникелем» и только после этого будем двигаться в сторону IPO.

– Обязательно ли IPO будет в Лондоне или Нью-Йорке? Азиатские площадки не рассматриваете как альтернативу?

– Это вполне реально. Объем оборачивающегося там капитала сопоставим с Лондоном и Нью-Йорком. И требования к листингу на азиатских площадках менее жесткие, хотя есть и свои особенности.

– В конце прошлого года истек мораторий на продажу российскими акционерами своей доли в ТНК-BP. Но еще задолго до этого появилась информация, что ею интересуется «Газпром».

– Никаких предложений от «Газпрома» мы не получали – ни устных, ни письменных. Переговоров не ведется. Наши партнеры, насколько я знаю, также не рассматривают вопрос о выходе из ТНК-BP. Это успешный бизнес с хорошим уровнем доходности, с понятной стратегией развития минимум на пять лет. Для чего из него выходить? Сразу встает вопрос – куда вложить? Да и уровень наших ценовых ожиданий сегодня выше, чем возможный уровень рыночных предложений. Другое дело, что можно разговаривать о дальнейшей консолидации [активов ТНК-BP, в которых участвует «Газпром»]. Но в это должны быть вовлечены все стороны, включая ВР. А британцы, насколько я знаю, пока не горят желанием.

– Мне об этом не известно, но надеюсь, что если бы это было так, то я бы знал.

– За какую цену вы продали бы долю в ТНК-BP?

– Исходя из капитализации всей компании минимум в $60 млрд. И таких денег никто нам не предлагает.

– А почему затягивается сделка с «Газпромом» по «Русиа петролеум»?

– Там есть ряд сложных технических моментов, но никаких принципиальных разногласий нет. Надеюсь, в течение ближайшего месяца мы сделку завершим. Просто в основе ее оценки лежат наши вложения в этот актив. Поэтому «Газпром» нанял аудиторов, которые каждый документ сейчас проверяют. Мы инвестировали в месторождение около $1 млрд. На момент подписания сделки она оценивалась в $700–900 млн, но мы же еще полгода жили и вложили еще почти $200 млн.

– Почему вы все-таки решились продать долю в «Русиа петролеум»? Без «Газпрома», монопольно владеющего трубой, никак?

– Абсолютно нет. У нас в ТНК-BP замечательно работает газовый бизнес. Сколько есть газа, столько и продаем. Конечно же, «Газпром» контролирует доступ к трубе и обеспечивает себе приоритет. Но это не значит, что это закрывает другим путь к ведению бизнеса. Доля независимых поставщиков объективно будет расти. Рынок увеличивается быстро, скоро «Газпром» не сможет закрыть потребности всех потребителей. Другое дело, что был принят закон «Об экспорте газа», по которому «Газпром» теперь монопольный экспортер. А Ковыкта эффективна только в привязке к китайскому рынку. Поэтому мы и продали «Русиа петролеум». Если на этом месторождении делать исключительно региональный проект, то мы сможем добывать от 4 млрд куб. м максимум до 10 млрд куб. м. Но там можно добывать около 40 млрд куб. м в год, значит, месторождение должно быть ориентировано на экспорт и без «Газпрома» его развивать нецелесообразно.

– А сделка с «Газпромом» по «Роспану» почему не движется?

– Мы сделали «Газпрому» предложение о создании СП на базе «Роспана». «Газпром» рассматривает его. У него есть еще полгода на то, чтобы подготовить нам ответ. Я практически уверен, что ответ будет положительный, потому что это экономически целесообразно. Сумму сделки определит оценщик. Но я думаю, что «Роспан» стоит около $2,5–3 млрд.

– Как так получилось, что Gunvor стала одним из крупнейших трейдеров ТНК-BP?

– Эта компания предлагает выгодные условия. С кем работать, мы решаем на тендерах, и Gunvor предложила лучшие условия на нескольких направлениях.

– В меморандуме к размещению еврооблигаций Renova Holding сообщила, что намерена диверсифицировать свой портфель за счет иностранных инвестиций как минимум до 20%. Только для снижения страновых рисков?

– К страновым рискам наши иностранные проекты не имеют никакого отношения. Если бы мы делали в России такой проект, как наш United Manganese of Kalahari в ЮАР, то давно бы запустили рудник и построили завод. А в ЮАР мы находимся до сих пор на уровне согласования проекта, решаем бюрократические проблемы. Или возьмите наши крупнейшие инвестиции – швейцарские Sulzer и Oerlikon. На них приходится большая часть наших иностранных вложений в $3–4 млрд, а нас, между прочим, в Швейцарии сильно никто не ждал. Нас там до сих пор проверяют со всех сторон разные комиссии, хотя мы ничего кроме покупки акций пока не сделали. Так что в России нам бизнес вести однозначно комфортнее.

– Тогда зачем вам это все?

– Главным образом для того, чтобы получить доступ к ноу-хау, которых нет в России, и добиться синергетического эффекта с отечественными инвестициями «Реновы». Ведь наряду с традиционными отраслями – нефтью, газом и алюминием – мы активно развиваем новые направления. Это энергетика, строительство, медийный бизнес, горнодобывающий сектор, нефтехимия, машиностроение, хайтек, нанотехнологии. Наши заграничные инвестиции впрямую связаны с желанием развивать эти направления в России и взаимно дополняют друг друга в рамках общей стратегии группы «Ренова». К примеру, помимо традиционной энергетики нас интересует все, что связано с альтернативной энергетикой, – ветер, солнце, биотопливо. В Европе в альтернативную электроэнергетику у нас вкладывается компания Avelar Energy. У нее есть активы в Италии, ведется работа по выходу на рынки Греции, Испании и Германии. В США мы приобрели производителя биоэтанола White Energy. Главный смысл наших швейцарских приобретений – Sulzer и Oerlikon – в том, что в России таких технологий просто нет. Но при этом в России они практически не были представлены. Oerlikon производит оборудование для изготовления солнечных батарей, используя уникальную технологию. Для России это пока не очень актуально: у нас много нефти, газа и угля, развита атомная энергетика, поэтому мы еще не пришли к активному использованию солнечной энергии. Но через 5–10 лет вопрос об этом, безусловно, встанет, и тогда мы на основе своего зарубежного опыта и ноу-хау будем полностью готовы к развитию рынка альтернативной энергетики в России.

– Ваша инвестиция в Oerlikon такая долгосрочная?

– А мы вообще никогда никуда не торопимся. Оглянитесь – мы в алюминиевом бизнесе 20 с лишним лет.

– Долю в Oerlikon увеличивать за счет покупки акций вашего австрийского партнера – фонда Victory не планируете? Сами говорите, швейцарцы вас не очень ласково приняли.

– Не планируем. Но не поэтому. Возникшие у нас проблемы в Швейцарии со временем исчезнут. Они связаны в основном с тем, что ни швейцарская общественность, ни контролирующие органы не ожидали, что российская компания окажется крупнейшим акционером одного из исторических лидеров швейцарской экономики. Есть и персональный фактор – менеджмент тоже был удивлен. Возникли вопросы: а зачем они пришли, эти русские?

– Это мировая тенденция, что к русским в мире плохо относятся?

– В мире плохо относятся к иностранцам вообще, а к русским – вдвойне. Будете смеяться, но видится рука Кремля. А если у вас, не дай бог, газовый бизнес, то вы сразу агент «Газпрома». На самом деле к нам пока просто не привыкли, и нас пока еще не понимают. Именно поэтому мы в меморандуме «Реновы» к выпуску облигаций практически разделись догола, нам нечего скрывать, и именно это мы и хотели продемонстрировать. Исключением из правил, пожалуй, являются только США – это по-прежнему наиболее комфортная для иностранных инвесторов страна.

– Вы из-за этого купили White Energy?

– Это лишь дополнительное преимущество сделки. Мы искали, где войти на рынок биоэтанола, и решили, что наиболее целесообразно сделать это в США. В Штатах есть господдержка для этой отрасли, инвестиционные риски очень низкие. За контрольный пакет мы заплатили около $100 млн, и у нас в проекте есть партнер – частный инвестфонд. На White Energy мы хотим набраться опыта и постоянно расширяемся. В прошлом году компания стала седьмым производителем в США, в этом – планируем дальше укрупняться за счет новых приобретений.

– Крупнейшим игроком на рынке США стать хотите?

– К первому месту никогда не надо стремиться, надо быть скромнее. К лидерам и монополистам вообще всегда очень завышенные требования.

– Странно слышать это от владельца UC Rusal...

– Так я же не главный владелец... (Смеется.)

– В США у вас есть фонд – Renova US Holding. Каков объем активов под его управлением?

– Примерно $3 млрд. Наших инвестиций там чуть более $500 млн, включая White Energy. Остальное – это ценные бумаги, долговые обязательства. Управляет ими компания Columbus Nova.

– А еще какие есть иностранные проекты в вашем портфеле?

– В горнодобывающем секторе мы инвестируем в ЮАР, интересуемся проектами в Мозамбике, Конго, Замбии, Намибии, Монголии, ведем урановый проект в Киргизии.

– Состояние российской экономики вы как оцениваете?

– По всем макроэкономическим параметрам оно очень стабильно. Конечно, сейчас на всех мировых рынках неустойчивая ситуация. И это продлится еще какое-то время. Но я думаю, что к середине года, когда крупнейшие банки и компании опубликуют отчетность, все успокоится. Существуют все предпосылки для того, чтобы наша экономика в ближайшие 2–3 года показывала хороший результат. Я не вижу краткосрочных рисков. Законодательная база у нас сейчас значительно лучше, чем несколько лет назад. Конечно, остается проблема обуздания инфляции. Также чрезмерное укрепление рубля не всегда позитивно для внешнеторгового баланса страны.

В то же время покупательная способность населения заметно растет, есть предпосылки для развития большинства отраслей. Наблюдается рост иностранных инвестиций. Я помню, когда Путин только стал президентом и была одна из его первых встреч с бизнесом, он констатировал, что в экономике сложная ситуация, идет отток капитала. И попросил оставлять деньги в России, не выводить, пообещал, что так хорошо, как здесь, отечественному бизнесу нигде не будет. И оказался прав. Очень многие компании выросли и состоялись как мировые игроки именно за время его президентства.

– Когда Путин уйдет, ситуация не изменится?

– Не думаю. Медведев – очень хороший кандидат, он будет продолжать прежнюю политику. Он давно вовлечен в сферу госуправления, был руководителем администрации президента, первый вице-премьер. У него четко обозначенные демократические приоритеты.

– На выборы ходите?

– Да. Я, как гражданин России, считаю это своим долгом. Я и семью всю свою практически заставил пойти.

– На последних выборах за «Единую Россию» голосовали?

– Это некорректный вопрос.

– В Давос зачем едете?

– Состав участников форума по качеству очень высокий. Вы за три дня можете встретиться с большим количеством руководителей крупных компаний и государств. Для меня это очень полезно. На 90% это закрытые встречи, происходящие в кулуарах. Несмотря на то что Санкт-Петербургский форум громко заявил о себе, его отличие от Давоса в том, что к нам люди приезжали, чтобы послушать руководителей – Путина, Медведева, Иванова, а не для общения между собой. Над этим еще предстоит поработать.

– Как вы планируете развивать «КЭС-холдинг»?

– КЭС будет сосредотачиваться на генерации. Из него будут выделены или проданы отдельные бизнесы. К примеру, «Российские коммунальные системы» (РКС). КЭС же будет заниматься ТГК-5, -6, -7 и -9, если ФАС одобрит эти сделки.

– Кто ваши партнеры в КЭС?

– У «Реновы» контрольный пакет, часть акций принадлежит менеджменту, опцион больше чем на блокпакет акций есть у Михаила Абызова. Он возник у него осенью 2006 г. Условия опциона раскрыть не могу. Тем более что они завязаны на другие сделки «Реновы» с Абызовым. К примеру, мы фактически завершили объединение Уральского турбинного завода (УТЗ) и «Элсиба» (принадлежит Абызову). Мы подписали меморандум, а сейчас перешли к корпоративным процедурам. Будем развивать этот актив, делать новые приобретения.

– «Ренова» – миноритарный акционер в «ЭМАльянс-атоме». Продавать свою долю не собираетесь?

– Наоборот, собираемся наращивать – ведем переговоры с Евгением Туголуковым о выкупе его доли. Для него это не стратегическая инвестиция, а для нас это важный актив.

– Почему вы так верите в РКС? Все из нее вышли, а вы нет.

– Коммунальный бизнес в России традиционно недооценивается. В этом смысле показательно наше участие в тендере по акциям коммунального оператора Лейпцига – Stadtwerke Leipzig. Тендер мы проиграли, но честно. Наша оценка по сравнению с предложением выигравших французов была значительно ниже. Они дали 520 млн евро. Мы предлагали чуть больше 300 млн евро. Это говорит о том, что наше представление о стоимости этого бизнеса далеко от того, как его ценят в Европе. Стоимость коммунального бизнеса мы сегодня оцениваем в $0,5 млрд. К РКС есть интерес у разных инвесторов. К примеру, ЕБРР готов купить там долю. Но мы считаем, что сейчас рано продавать. Мы рассчитываем на рост стоимости до $1,5–2 млрд.

– У вас много инвестиций в девелопмент, но строительные активы вы не покупаете. Strabag, к примеру, ваш партнер по нескольким проектам. Идей купить долю в нем не было?

– Мы думали об этом, но пришли к выводу, что не хотим покупать. Девелопмент нам интересен, строительная индустрия – нет. Стратегия у нас такая. Нужно себя как-то ограничивать в желаниях. Не браться за все подряд.

– Как вы видите будущее «Ренова-медиа»?

– Думаю, мы закончили расширение своего присутствия в Москве и теперь будем двигаться в регионы – в Санкт-Петербург и крупные региональные города. У нас есть желание стать национальным оператором.

– А потом что? IPO?

– В планах вывод акций «Ренова-медиа» на рынок стоит уже в следующем году. Сейчас компания стоит около $1 млрд, но к моменту IPO за счет приобретений и развития стоимость должна удвоиться.

– В первом полугодии 2007 г. Renova Holding объявила дивиденды более чем на $600 млн. Куда вы потом эти деньги вкладываете?

– За год объявленные дивиденды составили около $1 млрд. Львиная доля этих средств реинвестирована в «Ренову» и осталась в группе. Некоторую часть, естественно, оставляю себе. У меня же есть проекты, не связанные с «Реновой», – благотворительность или, к примеру, коллекционирование. [Половина прибыли Renova Holding автоматически становится объявленными дивидендами. Но до компаний Вексельберга, не связанных с Renova Holding, доходит относительно небольшая их часть. Из объявленных дивидендов в $657,5 млн за первое полугодие 2007 г. выплачено было $162,2 млн. Остальное осталось в Renova Holding, объясняют источники, близкие к Renova].

– Кроме «Фаберже» что коллекционируете?

– Я совладелец фонда «Аврора», которому принадлежит одна из крупнейших в мире коллекций русского прикладного искусства конца XIX – начала XX вв.: серебро, эмаль и т. д. Надеюсь, что скоро мы откроем большой музей частных коллекций, где все это будет выставлено на всеобщее обозрение. Фонд «Связь времен» именно для этого ведет реставрацию Шуваловского дворца в Санкт-Петербурге. Коллекционирование и благотворительность часто оказываются рядом. За четыре года мы провели больше десятка выставок коллекции Фаберже в различных российских городах, и все сборы от них остались в распоряжении музеев, а это порой годовой и более бюджет региональных музеев. Всего за 2007 г. мы направили на благотворительность более $15 млн. Это и проекты в сфере культуры, например реконструкция зала Врубеля в Третьяковке, образование, спорт и ряд инициатив, выходящих за внутрироссийские рамки. Так, я участвовал в работе оргкомитета «2007 – год русского языка» и думаю, что наиболее интересные начинания по продвижению в мире русского языка и культуры будем развивать и в наступившем году.

Благотворительность находит поддержку и среди моих близких: моя супруга Марина возглавляет фонд помощи больным детям «Добрый век».

Ценности семьи Вексельберг

Дети «Я хотел бы, чтобы дети занимались [моим] бизнесом. Но это необязательно. Главное, чтобы они были просто счастливы», – говорит Вексельберг. Сын Александр – первокурсник в Йельском университете. Специализацию пока не определил, но склоняется к адвокатской работе. Дочь Ирина тоже закончила МВА в Йеле. Работала в «Ренове», но сейчас в декрете, растит сына Марата, которому через неделю исполнится год. «Йель – одно из лучших учебных заведений. Мне нравится царящая там атмосфера. Ведь важен не только набор знаний, который вы получаете в университете, но и мировоззрение, которое формируется в нем», – полагает Вексельберг. Воспитание Александр Вексельберг живет в общежитии. Его бюджет – $800 в месяц. Об этом у него подписано специальное соглашение с отцом. «Больше ему не нужно, он ведь учиться туда поехал. А я хочу, чтобы он вырос похожим на меня», – говорит Вексельберг. Дом «В Москве у меня есть квартира, но в основном я живу в загородном доме, который арендую, – рассказывает бизнесмен. – Чтобы строить собственный, нужно время и желание. А для меня это вторично».