Ленский в неволе

Французский оперный тенор Роберто Аланья спел в никуда не годном для пения месте – Светлановском зале Дома музыки

Есть артисты, к которым ничего не липнет. Таков, например, Дмитрий Хворостовский. Поет, казалось бы, сугубо коммерческие концерты. В Кремле, для масс, в микрофон, с плохим аккомпанементом. Часто и программа бывает сомнительная. И все равно остается достойным мужчиной и прекрасным певцом. Таков же и Роберто Аланья. В какие бы сомнительные затеи его ни затягивал бизнес, он выныривает из них с обескураживающим жизнелюбием и простодушной радостью, которая передается и нам.

На этот раз Аланье в Москве не повезло. Если в свой прошлый приезд он пел в Филармонии, то сейчас за него взялись коммерческие организаторы весьма непрофессионального толка. С оперной музыкой они столкнулись, видимо, впервые: им не по силам было даже перевести названия французских, итальянских и русских (да-да) опер на русский язык, в буклет так все и пошло без перевода. Жуткие цены на билеты – и полупустой зал в результате. Хуже другое – что оперному тенору приставили микрофон и усилили его голос так отвратительно и чрезмерно, как это делают только с эстрадниками. Это правда, что в Доме музыки акустика из рук вон плоха, особенно для пения, но бороться с ней таким образом – значит окончательно сдавать позиции классической музыки.

Между тем Аланья привез отличную программу, которая в других условиях послужила бы материалом для превосходного выступления. За исключением арии из «Лючии» Доницетти почти вся она состояла из отборной французской музыки – Бизе, Гуно, Массне, а именно в ней лирический тенор Аланьи звучит особенно чувственно и пластично. Из «Кармен», «Фауста» и «Манон» были отобраны сплошь сладостно-лирические фрагменты, тогда как драматичные эпизоды из тех же опер оставлены за кадром. Артист был в неплохой форме, хотя не всегда попадал в нужную позицию. Он не стеснялся форсировать звук, не брезговал и тонкостями. Несколько разочаровало то, что единственное верхнее «до» во всей программе (в каватине Фауста) было спето пианиссимо и фальцетом.

Партнершей Аланьи была весьма известная певица французская румынка Леонтина Вадува – лирико-драматическое сопрано с плотным звуком, которому не идет на пользу постоянная и однообразная вибрация. Ансамбль партнеров явно не был наработан – один держит звук, а другой в это время берет дыхание и т. п. Дирижировал, тщательно и артистично, Александр Сладковский, но большая часть музыки оркестру «Русская филармония» была незнакома, а играть приходилось на живую нитку. Поэтому не удивительно, что как целое лучше всего удались фрагменты из «Евгения Онегина» Чайковского, которым русский дирижер и русский оркестр аккомпанировали безупречно. Вадува спела письмо Татьяны, Аланья – предсмертную арию Ленского. Поклонницы заставили артистов бисировать, но после моцартовской арии Сюзанны и неаполитанской песни у оркестра кончились ноты, и гости спели каждый по народной песне а капелла, причем проворный Аланья мигом наладил с литавристом оркестра импровизированный аккомпанемент.

Так бывает – море прекрасной музыки, а концерт вышел грубоват. Но странно было бы требовать обратного в формате, близком к стадионному.