Ларс Нюберг: «Никто не будет доминировать»

Как шли переговоры об объединении «Мегафона» и Turkcell и почему эта сделка выгодна всем акционерам, рассказал «Ведомостям» Ларс Нюберг
AFP

На прошлой неделе шведско-финская TeliaSonera и Altimo, управляющая телекоммуникационными активами «Альфа-групп», подписали соглашение о создании объединенной компании с западной юрисдикцией, контролирующей российский «Мегафон» и крупнейшего сотового оператора Турции Turkcell. Регуляторам еще предстоит изучить эту сделку. Тем временем оставшиеся в стороне совладельцы обеих компаний – «АФ телеком холдинг» Алишера Усманова (31,1% «Мегафона») и Cukurova Group (13,8% Turkcell) уже выступили против нее. В интервью «Ведомостям» гендиректор и президент TeliaSonera Ларс Нюберг говорит о перспективах объединения российского и турецкого операторов, о связи этой сделки с почти аналогичной, заключенной месяц назад между Altimo и норвежской Telenor, и о бизнесе самой скандинавской компании.

1990

гендиректор и председатель правления Philips Computer Division

1992

управляющий директор Philips Consumer Electronics Division

1993

назначен генеральным директором Philips Communications Systems Division

1995

гендиректор AT&T Global Information Systems, в том же году возглавил корпорацию NCR

2007

назначен гендиректором и президентом TeliaSonera

TeliaSonera

телекоммуникационный холдинг. Консолидированные финансовые показатели (2008 г., МСФО): Выручка – $15,7 млрд. Чистая прибыль – $2,88 млрд. Капитализация на 13 ноября – $32,9 млрд. Крупнейшие акционеры – правительства Швеции (37,3%) и Финляндии (13,7%), остальные акции торгуются на фондовых биржах Стокгольма и Хельсинки. Создан в декабре 2002 г. в результате присоединения финской Sonera к шведской Telia. Штаб-квартира в Стокгольме. Оказывает услуги мобильной и фиксированной связи в Швеции, Финляндии, Норвегии, Дании, Эстонии, Литве и Латвии. Контролирует операторов мобильной связи в этих странах, а также в Испании, Азербайджане, Грузии, Казахстане, Молдавии, Таджикистане, Узбекистане, Непале и Камбодже. Владеет 43,8% российского «Мегафона» и 37,07% турецкого Turkcell.

– Недавно вы заявляли, что объединение операторов из разных стран не дает серьезного финансового эффекта. А теперь подписали соглашение с Altimo, предполагающее создание объединенной компании, контролирующей «Мегафон» и Turkcell. Вы передумали?

– Дело не в финансовом эффекте. Эта сделка делает структуру собственности более ясной, дает нам определенный уровень контроля над обоими активами и делает их гораздо более ликвидными. Корпоративное управление в новой компании будет устроено так, что обе стороны будут контролировать ее совместно, никто не будет доминировать. Такая конструкция позволяет быстро разрешать любые конфликты, не заходя в тупики.

Мы подписали соглашение, в котором идет речь о «российской стороне» и «шведско-финской стороне», и если «АФ телеком холдинг» подключится к партнерству, то у этих двух сторон будут приблизительно равные экономические доли. Если «АФ телеком» решит не участвовать, тогда, очевидно, доля российской стороны окажется меньше – в экономическом смысле. Но с точки зрения контроля и управления российская и скандинавская стороны будут равноправными в любом случае.

И второй плюс – ликвидность. И мы, и Altimo хотим, чтобы наши совместные активы торговались на бирже и имели дивидендную политику, которой у «Мегафона» до сих пор не было. Думаю, что того же самого хочет и «АФ телеком холдинг».

– Кто предложил идею объединения? И долго ли велись переговоры?

– Я работаю в TeliaSonera уже два с лишним года и все это время поддерживал регулярные контакты со всеми сторонами – [владельцем Cukurova Group, являющейся совладельцем Turkcell] Мехметом Карамехметом, Алишером Усмановым, [главным управляющим директором Altimo] Алексеем Резниковичем, [председателем наблюдательного совета «Альфа-групп»] Михаилом Фридманом. Мы обсуждали разные сценарии. Тот, что лег в основу нынешнего соглашения, впервые появился, мне кажется, около года назад. Но тогда я не верил в возможность подобной сделки. Пару месяцев назад переговоры снова активизировались.

– Почему вы поверили в возможность сделки на этот раз? Не повлияла ли на ваше решение аналогичная сделка, недавно подписанная Altimo и Telenor?

– Я счел эту сделку позитивным знаком с двух точек зрения. Она доказывала, что г-н Фридман хочет положить конец судебным спорам и постараться прийти к конструктивному соглашению. Результатом той сделки станет создание компании, которая расположится в Амстердаме и должна актив, который в России считается стратегическим, – контрольный пакет акций «Вымпелкома». Раз они сумели договориться о такой схеме, значит, получили политическое одобрение сверху, рассудил я. Это был важный знак и для нас, подтверждение того, что подобные соглашения возможны.

– Принимали ли какое-либо участие в переговорах между TeliaSonera и Altimo правительства Швеции или России?

– Никакого.

– Представители «АФ телеком холдинга» объявили о «категорическом несогласии» со сделкой и отказались вступать в партнерство, назвав его выгодным «только части акционеров» «Мегафона». Не является ли это проблемой для сделки между TeliaSonera и Altimo? В силах ли «АФ телеком» ее заблокировать?

– Мы думаем, что эта сделка выгодна и для «АФ телекома», который мог бы стать совладельцем крупной публичной компании. Но решать, конечно, ему. Для нашей сделки с Altimo отказ «АФ телекома» от участия в партнерстве не станет проблемой, и как-то помешать сделке «АФ телеком» не сможет.

– Частью акций «Мегафона» TeliaSonera владеет не напрямую, а через «Телекоминвест», подконтрольный тому же «АФ телекому». Вы по-прежнему надеетесь обменять свои 27% «Телекоминвеста» на прямой пакет в «Мегафоне»?

– Не хотел бы комментировать переговоры на эту тему. У каждого из сценариев есть «за» и «против». Конечно, я обсуждаю их с Алишером Усмановым и Михаилом Фридманом, но не уверен, что это нужно делать публично.

– Вы и Altimo теперь будете сообща бороться в судах за 13,8% акций Turkcell, принадлежащие Cukurova Group?

– Да, верно. Сначала Cukurova «продала» контрольный пакет Turkcell компании TeliaSonera, но акции так и не передала. С тех пор сразу несколько арбитражных судов подтвердили, что они были обязаны передать нам акции. А потом Cukurova решила продать те же акции еще раз, теперь уже группе Фридмана. Часть из них она продала Altimo, а часть заложила под кредит, предоставленный российской компанией, который в итоге не вернула. В результате теперь мы [с Altimo] боремся за одни и те же акции, потому и решили объединить усилия. Очевидно одно: Мехмет Карамехмет этими акциями уже не владеет.

– Но если вы и Altimo претендуете на один и тот же пакет, то кто же его получит в случае успешного исхода разбирательств с Cukurova?

– Мы договорились, что эти акции получит сама объединенная компания.

– Главный управляющий директор Altimo Алексей Резникович недавно предположил, что новая компания сможет развиваться на новых рынках – в частности, Африки и Ближнего Востока. Вы с этим согласны?

– Мы принципиально договорились о том, что новая компания сможет выходить на любые рынки, куда пожелает. Решение остается за ее советом директоров, который будет получать предложения от менеджмента. Поскольку пока нет ни менеджмента, ни совета директоров, говорить о чем-то еще рано. Но никаких ограничений со стороны акционеров не будет.

– Для того чтобы объединенная компания платила дивиденды, она, очевидно, должна сама получать выплаты от «дочек». А у «Мегафона» до сих пор не разработана даже дивидендная политика. Когда она появится и какой, на ваш взгляд, должна быть?

– Это должно быть решение совета директоров [«Мегафона»]. Я могу сказать, какова дивидендная политика самой TeliaSonera: мы выплачиваем акционерам минимум 40% от годовой чистой прибыли. И большинство компаний исчисляют дивиденды, исходя именно из чистой прибыли. Где-то это диапазон, например, 25–50%. Лично у меня нет жесткого представления о том, какой именно должна быть дивидендная политика «Мегафона», я уверен только в одном: она должна быть. И это должна быть именно политика, а не просто разовые решения о выплате дивидендов. Пусть сам «Мегафон» пока не публичная компания, но мы-то публичная, и акционеры таких компаний не любят, когда размер дивидендных выплат сокращается, они хотят быть уверенными в стабильных выплатах.

– Как повлиял на бизнес TeliaSonera кризис?

– В сравнении с другими отраслями мы пострадали меньше. Даже если у людей становится меньше денег, они все равно звонят друг другу. Но это не значит, что никакого влияния на нас кризис не оказал. Мы делим бизнес на три большие части – это домашние рынки TeliaSonera (Швеция и Финляндия), Прибалтика (Литва, Эстония и Латвия) и то, что мы называем Евразией (страны СНГ, Турция, Непал и Испания). В Евразии еще год-полтора назад наши доходы обычно прибавляли по 20–25% каждый квартал, а в последнем квартале выросли всего на 3,5% [к аналогичному периоду 2008 г.]. Видимо, потребуется какое-то время, чтобы вернуться к росту на 20–25%.

– Зато в III квартале 2009 г. TeliaSonera показала неожиданно высокую рентабельность в сегменте широкополосного интернет-доступа (ШПД) – 41% против 31% годом ранее...

– Да, ситуация с ШПД начала улучшаться еще с I квартала [2009 г.]. В бизнесе фиксированной связи, особенно в Швеции, мы провели очень значительную реструктуризацию и сокращение затрат. Конечно, рост рентабельности на 10 п. п. – крайне знаменательное событие, и я этим очень доволен.

– TeliaSonera недавно объявила, что в этом году потратит на инвестиции 13% выручки против 15% в прошлом году. И, кажется, значительная часть капвложений идет на расширение оптоволоконных каналов связи?

– Не такая уж значительная. Хотя строительство оптоволокна для нас действительно важная задача, поскольку я считаю наличие собственной фиксированной сети очень серьезным преимуществом для оператора: объем трафика уже сейчас резко растет, а в начале 2010 г., когда мы запустим сеть мобильной связи четвертого поколения на основе технологии LTE, понадобится еще большая пропускная способность.

С этой точки зрения наибольший интерес для нас пока представляют две страны – Швеция и Финляндия. В Швеции мы сейчас ведем активную дискуссию с государством по поводу регулирования бизнеса, связанного с использованием каналов. Государство хотело бы регулировать услуги сдачи оптоволокна в аренду. Некоторые чиновники придерживаются мнения, что мы должны предоставлять доступ к кабелю всем желающим. И у меня даже нет принципиальных возражений: чем больше трафика придет в мою сеть, тем лучше. Но регулятор хочет еще и определять цену, а это для меня неприемлемо. По крайней мере, я должен быть абсолютно уверен, что деньги, которые я вкладываю в строительство каналов, снова вернутся ко мне через определенный промежуток времени. Такую уверенность я могу получить, только если смогу привлекать трафик с помощью коммерческих цен.

– И все-таки, возвращаясь к инвестициям, – что вы финансируете в приоритетном порядке?

– Если очень грубо, то из 15 млрд шведских крон, инвестированных в прошлом году, примерно треть мы вложили в ШПД, треть – в мобильные услуги и треть – в развитие на рынках Евразии. Но если оценивать капвложения в процентах от выручки, то больше всего мы потратили в Евразии.

– Каковы главные отличия евразийских рынков от рынков развитых стран вроде Швеции?

– Основное отличие – они растут гораздо быстрее (смеется). Но развивающиеся рынки нагоняют развитые. Если раньше технологический разрыв между этими рынками составлял 10 лет, то сейчас – около пяти, а скоро это будут три года. Но рост ставит перед оператором особые задачи. Всем политикам, с которыми я встречаюсь в этих странах, я говорю: нам очень важно, чтобы регуляторы делали максимум возможного для предоставления всем участникам рынка равных возможностей. Пусть побеждает лучшая из компаний. А так происходит не всегда и не во всех странах.

– TeliaSonera заявляла, что в области слияний и поглощений главный приоритет для нее – увеличение пакетов в существующих активах. Но новых приобретений вы ведь тоже не исключаете?

– На рынках Евразии – не исключаем.

– А как насчет, например, Африки, интерес к которой со стороны глобальных телекоммуникационных групп все выше?

– Я считаю, что нужно на чем-то фокусироваться и очень четко представлять себе, чего ты хочешь. Ты должен знать тот бизнес, в котором находишься, а это не только технологии, которые одинаковы повсюду, но и рынок, ментальность, культура. Мы работаем в Евразии уже больше 10 лет, и когда два года назад мы пришли в Узбекистан, а год назад – в Непал, то знание евразийских рынков сослужило нам хорошую службу. А об Африке или Латинской Америке мы не знаем ровным счетом ничего. Если я решу, что в Евразии больше расти некуда, тогда, может, предложу совету директоров поразмыслить о возможности экспансии в новые регионы. Но пока у нас достаточно работы на наших рынках.

Нюберг о влиянии кризиса на TeliaSonera

«В Евразии (страны СНГ, Турция, Непал и Испания) еще год-полтора назад наши доходы обычно прибавляли по 20–25% каждый квартал, а в последнем квартале выросли всего на 3,5% [к аналогичному периоду 2008 г.]. Видимо, потребуется какое-то время, чтобы вернуться к росту на 20–25%».