Суть дела: Непонятый рынок

Несмотря на созданные государством институты развития, инфраструктура для инноваций оставляет желать лучшего. Ей не хватает посредников, умеющих связать технологию изобретателей с нуждами потребителей, а также желания крупнейших компаний покупать инновации ради развития бизнеса, а не для отчета перед правительством
East News

Придумали критерий

Критериев, что считать инновационной продукцией, не подготовило ни одно министерство, подтверждает директор Центра инновационного развития РЖД Александр Корчагин, их нет и в законах, где содержится такое определение, например 223-ФЗ (закон о закупках госкомпаний, позволяет устанавливать особые правила закупки инновационной продукции. – «Ведомости»). Поэтому в госкомпаниях готовят свои стандарты, в РЖД, со слов Корчагина, он выглядит так: новый продукт, основанный на новейших научно-технических достижениях, имеющих правовую охрану.

Утвержденная год назад стратегия инновационного развития России до 2020 г. полна оптимизма. Она предусматривает рост доли инновационной продукции в промышленном производстве с нынешних примерно 5% до 25–30% и увеличение вклада научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ (НИОКР) в экономику с чуть более 1% ВВП до 2,5–3%. Для сравнения, 3% ВВП – это больше, чем сейчас в США (2,7% в 2011 г., данные Battelle Memorial Institute). Впрочем, ее цель не только в росте миллиардов и процентов, но и в изменении тренда, говорил соавтор стратегии, замминистра экономического развития Олег Фомичев: «Сейчас 70% расходов на инновации финансирует государство, остальное – бизнес. Должно стать наоборот».

Инновации ради инноваций

Чтобы осилить поставленную в стратегии задачу, правительство поручило крупнейшим госкомпаниям подготовить свои инновационные программы. Именно они должны стать локомотивом спроса на инновации. В конце лета Минэкономразвития опубликовало паспорта или полные версии программ 48 госкомпаний: до 2020г. на эти цели они потратят 4,2 трлн руб., причем 3,7трлн из этой суммы придутся на «Газпром» и РЖД. По словам Фомичева, только в 2011 г. все российские госкомпании потратили на инновации 900 млрд руб., что вдвое выше результата 2010 г.

Все эти триллионы и двукратный рост инвестиций с настоящими инновациями имеют мало общего, замечает федеральный чиновник, знакомый с программами госкомпаний. Например, «Газпром» и РЖД разогнали свои программы за счет включения в них капитального строительства, рассказывает он. Непосредственно на НИОКР «Газпром» потратит до 2020 г. лишь 190млрд руб., а РЖД – 55 млрд руб. до 2015 г., следует из программ компаний. Некоторые программы составлены еще более интересно, добавляет собеседник «Ведомостей»: так, у «Ростехнологий» свыше 40% программы в 1,5 трлн руб. должно профинансировать само государство, т.е., по сути, это квазигосударственные инвестиции.

Четкого термина, что считать инновациями, до сих пор не подготовлено (см.врез), констатирует чиновник. При желании инновацией может стать что угодно, замечает он, вспоминая историю о том, как в выпуск нанотехнологической продукции хотели включить некоторые машины «АвтоВАЗа», потому что в фарах присутствовали светодиоды. (Такую методику в 2010 г. подготовил Росстат.) Так как внутренней мотивации закупать инновационную продукцию не хватает, руководство госкомпаний лишь подстраивается под поручения правительства, заключает он: «Это инновации ради инноваций».

Запрос на инновации со стороны крупных корпораций – это вопрос экономический, не идеологический и не политический, замечает исполнительный директор Российской венчурной компании (РВК) Александр Потапов. В силу российской деловой традиции госкомпании довольно консервативны и традиционны в своем подходе к закупкам, к выбору поставщиков и услуг, часто игнорируют новые и инновационные компании рынка, констатирует он: «Когда нет экономической модели под этим и нет такого условия – либо инновации, либо экономическая смерть, конечно, тогда ничего и не получится».

Такая ситуация с программами не мешает использовать их или «дорожные карты» развития компаний, чтобы попасть в число поставщиков, уверен сооснователь Open Innovation Олег Манчулянцев. Даже если компания сейчас не объявляет тендер на закупку, то, апеллируя к тому, что это потребуется через год-два, можно легко убедить уже сейчас начать сотрудничество, считает он: надо не стесняться «ткнуть пальцем» в их же программу.

С этим согласен и советник по инновационному развитию гендиректора «Аэрофлота» Андрей Полозов-Яблонский: в программе «Аэрофлота» есть даже тематика еще не ведущихся исследований, по мере исполнения темы из нее убираются, добавляются новые. Причем эту информацию анализируют и из-за рубежа, рассказывает он: так, по теме противообледенительных жидкостей звонили из лондонской компании Kill Frost, предлагали свои услуги. А, например, в одном из университетов, увидев предложение еще в проекте программы по разработке инновационного орнитологического комплекса, превентивно, за свой счет провели разработку, продолжает Полозов-Яблонский: «Сейчас с ними уже подписываем контракт». По его словам, можно приходить даже без патента, только с идеей – и, возможно, «Аэрофлот» согласится профинансировать ее разработку. Что к идее отнесутся формально – такой риск есть, но «мне тоже нужно набрать темы на следующий год», говорит Полозов-Яблонский, добавляя, что в таком случае лучше приходить в середине года, до сентября, когда формируется бюджет на следующий год.

По словам директора Центра инновационного развития РЖД Александра Корчагина, чтобы поставлять продукцию для РЖД, нужно привести ее в соответствие с требованиями компании, которые утверждены по каждому товару. Причем цена ее может быть и выше цены закупаемой сейчас продукции, но стоимость по жизненному циклу должна быть ниже, объясняет он: «Это условие». А вот разработки, по его словам, РЖД будет покупать только законченные и доведенные до опытных образцов. У нас 99% патентов выдается на стадии научно-исследовательских работ, но покупать их на этой стадии – слишком большой риск для компании, уверен Корчагин.

Правильнее говорить, что компании покупают не инновации, а технологии и решения, говорит руководитель департамента стратегического планирования «Газпром нефти» Сергей Вакуленко: в нефтяной отрасли проекты очень дорогие и длительные, поэтому цена ошибки велика, а решения – консервативны. Так что нефтяники предпочитают получать технологии от сервисных компаний, таких как Halliburton, Schlumberger, объясняет он: «Сервис-провайдеры могут нам предложить продукт, который мы сможем использовать на своих скважинах». А инноваторы часто пытаются предложить решение, которое работает в лаборатории на сырье лабораторного качества, продолжает он: как только ставишь его в реальные условия на сырье из скважины, решение перестает работать. Вакуленко советует осаждать не нефтяников, а сервисные компании, которые «возьмут ваши замечательные идеи, превратят их в услугу и продукт, понятный нам».

В поисках брокера

Не надо все подряд называть инновационным и включать в программы, считает вице-президент группы компаний «Ланит» Степан Масленников: большие компании, государственные или просто крупные холдинги не очень заинтересованы во внедрении инноваций, они больше сосредоточены на сокращении издержек при закупках. Из-за размывания понятия «инноваций» получается, что крупные корпорации говорят, что к ним легко пробиться, рассуждает он, а небольшие удивляются, почему не могут попасть к ним в поставщики. Поэтому молодым инновационным компаниям лучше подсказать, в каком технологическом звене цепочки крупных корпораций может найтись для них место, считает Масленников. Нужно объяснить молодым компаниям, что бессмысленно продавать небольшие датчики напрямую нефтяникам, нужно работать с крупными сервисными компаниями, продолжает он. Здесь необходим институт технологических брокеров, который поможет адекватно оценивать и потребности спроса, и возможности предложения, констатирует он.f

Рынка технологических брокеров – компаний, находящих технологии и решения для заказчиков, – в России фактически нет, показало проведенное «Ведомостями» исследование. В опросе участвовала 21 компания из пяти отраслей, активно использующих брокеров за рубежом (подробнее см. стр. 8). Никто из респондентов не смог назвать хотя бы одного российского брокера. Реализацией новаторских решений занимаются сами разработчики – стартапы, НИИ, научные коллективы вузов, которые работают преимущественно под конкретного заказчика. Функции технологического брокера выполняют также инновационные центры, созданные при академгородках или на базе научно-производственных комплексов отдельных городов (технопарк Новосибирского академгородка, «Саров» на базе Федерального ядерного центра, технопарк «Обнинск», технопарк «Якутия»), при университетах («Авиатехнокон»), региональные технопарки, «Сколково».

Поиск инновационных решений инициируют преимущественно сами предприятия, как правило, для решения локальных задач по модернизации или оптимизации производства. Поиск стратегических разработок или новых решений без увязки с технологическим продуктом практически не проводится. Инновационные предложения от независимых компаний поступают и рассматриваются предприятиями редко, свидетельствуют результаты опроса. Большинство опрошенных предприятий имеют в своем составе подразделения, которые призваны заниматься поиском, оценкой и внедрением инновационных продуктов. К идее технологических брокеров как посредников между создателями инновационных продуктов и потребителями этих решений большинство компаний относятся настороженно и недоверчиво, показал опрос. Они считают, что подобные брокеры не будут обладать необходимой квалификацией и «только создадут путаницу».

Посредников, которые называют себя технологическими брокерами, в стране, может, почти нет, согласен руководитель инвестиционной службы фонда «Сколково» Александр Лупачев: но существует довольно много консультантов, посредников, оптовиков, дистрибуторов, которые так или иначе работают с крупными, в том числе с государственными заказчиками. Такие посредники есть практически во всех отраслях, продолжает он: в IT, где есть крупные системные интеграторы и консультанты, в сфере энергоэффективности и биомедицины. Поэтому задача молодой компании, считает эксперт, – это «попасть на радар подобных поставщиков, консультантов и посредников». Это не менее сложно, чем быть включенным в программу закупок крупной компании, но необходимое условие для успеха, полагает Лупачев.

В России институт технологического брокериджа только развивается, хотя потребность в такого рода игроках уже очень серьезная, отмечает член правления РВК Андрей Введенский: с 2000 г. попытки выступать в качестве брокера делали центры трансфера технологий при вузах и НИИ, но все ограничивалось простой агентской работой по оценке технологий. Серьезное влияние на развитие рынка оказывает тот факт, что технологический брокеридж требует компетенций и опыта работы на глобальных рынках, рассуждает он. Сейчас ситуация начала восстанавливаться, появились первые российские технологические брокеры, в частности «Наутех» из Научного парка МГУ (компания – лидер в России в секторе брокериджа IP-блоков в микроэлектронике), а также такие компании, как «Техноконсалт», «Нант». Введенский констатирует, что бизнес только начинает осознавать необходимость работы с брокерами. Но уже многие понимают, что правильно упаковать изобретение, защитить права на него за рубежом, провести сделки по лицензированию интеллектуальной собственности и ее продаже без профессионалов невозможно. Когда запрос на технологии или предложение готовых к выходу на мировой рынок технологий достигнет критической массы, возникнет и высокая конкуренция между брокерами, считает Введенский.

По словам гендиректора «Наутеха» Алексея Одинокова, компания не только работает как чистый брокер, но и помогает размещать пакет заказов на производство блоков и обеспечивает логистику. Он говорит, что компания работает за процент от сделки плюс роялти в зависимости от объемов продаж технологии. Причем упор делается на роялти, так как, пока успех технологии не очевиден, заказчики не хотят много платить брокеру, объясняет он. В целом брокеры обычно берут 1–5% от стоимости контракта, но многие зарабатывают также на сопутствующих услугах. По словам Введенского, на практике вознаграждение технологического брокера, как правило, значительно выше, чем у простого агента по поиску клиента (3–10%) и может предполагать различные модели вознаграждения..

Российский рынок технологий в микроэлектронике пока мал – 100–200 млн руб. в год, говорит Одиноков, но рассчитывает на его быстрый рост. При этом годовой оборот мирового рынка IP-блоков составляет $6 млрд. Одиноков считает, что небольшая компания при инвестициях в несколько сотен тысяч долларов может успешно работать на рынке микроэлектроники. На нем наиболее важны знания и компетенция создателей бизнеса, в то время как производство заказывается на Тайване, вендоры готовы делать заказы от $20000, объясняет он.

Надеяться, что небольшие компании без поддержки будут сами создавать и продавать инновации, не стоит, считает гендиректор «Русских навигационных технологий» Иван Нечаев. Покупателям и инвесторам не нужна компания, которая делает только одну часть цепочки, им нужен продукт целиком, с внедрением и поддержкой, рассказывает он: малый и даже средний бизнес часто не может позволить себе содержать такую инфраструктуру. Поэтому, когда российский инноватор приносит брокеру свой продукт, он ему кажется каким-то полуфабрикатом, продолжает Нечаев: нет ни описания, ни технологии внедрения.

Тем не менее с российскими компаниями работать проще, чем с западными, это можно делать и без технологического брокера, говорит заместитель гендиректора ООО «Газохим техно» (занимается установками для переработки попутного газа) Денис Пчелинцев, правда, удобнее работать с некрупными недропользователями. Пакет документации, который требуют западные фонды и компании, для стартапа с ограниченным финансированием зачастую неподъемен, объясняет он: а с российскими компаниями многое строится на знакомствах. Например, на «Роснефть» «Газохим» вышел благодаря комиссии по модернизации, где познакомились на тот период с президентом компании Эдуардом Худайнатовым, на «Лукойл» же вышли благодаря Анатолию Чубайсу, резюмирует он.