Не исчезал и вернулся

Концерт в Пушкинском музее заронил в души поклонников Михаила Плетнева надежду – а вдруг дирижер и композитор все-таки снова будет играть на рояле, хотя бы для своих?

На афишах концерт не значился, но Белый зал музея был полон. Плетнев отказался от пианистических выступлений шесть лет назад, а теперь решил сделать исключение в честь 100-летия Пушкинского музея – ради Ирины Антоновой, директора музея и давнего друга.

Речь, впрочем, шла только о концерте в одном отделении в сопровождении оркестра. Камерный состав Российского национального оркестра, которым дирижировал Владислав Лаврик, сперва проаккомпанировал Плетневу ре-минорный концерт Баха – вспомнились времена Рихтера, который играл Баха так же сурово, плотно и без всякой аутентичности. А в ре-мажорном концерте Гайдна вдруг из воздуха возник прежний, знакомый Плетнев – с легкими фразами и парадоксальной простотой.

На том все должно было и закончиться, но Антонова упросила Плетнева сыграть на бис соло. Каково же было удивление зала, когда Плетнев, помявшись, объявил полный цикл из Двадцати четырех прелюдий, опус 11, Скрябина – добавив, что не играл Скрябина лет двадцать или тридцать. На фоне таких цифр шесть лет, что Плетнев не выходил как пианист, показались несущественной биографической подробностью. А потом время просто исчезло. Плетнев играл наизусть, импровизационно и так свободно, что стало ясно: он не расставался с этой музыкой никогда. Закончив, он скептически улыбнулся и едва заметно махнул рукой: дескать, пустые забавы. Однако опять вернулся к роялю и сыграл Экспромт Шуберта, а потом Ноктюрн Шопена, и все снова остались прикованы к стульям.

Казалось, Плетнев сам был доволен приемом и атмосферой в зале. Одно дело ангажементы, гастроли, записи и бизнес – другое дело сыграть в охотку, для своих. Поступают сведения, что такое может повториться.