Райским путем

Дух юродства так и витает над этим текстом, его сюжетом, мечтами и одержимостями героев. Но это безумие не Христа ради, скорее ради русской мифологии, ради самых любимых и больных русских идей - о Земле Обетованной, достичь которую нужно любой ценой: внутреннего аскетизма, служения ближнему или революции. О тяге к странничеству и дороге, которая в русском сознании всегда метафора восхождения. О том, чтобы «Мертвые души» были наконец дописаны.

Коля Гоголь, дальний родственник и полный тезка классика, агроном, прошедший ГУЛАГ, а затем осевший в Казахстане и присоединившийся к старообрядческим бегунам, с детства слышит от матери: если бы поэма о Чичикове была дописана, русская история сложилась бы иначе. Гоголь, следуя за «Божественной комедией» Данте, не двинулся дальше первого тома, соответствующего «Аду». Но, опиши он путь в рай, в «парящий над землей, снаружи и изнутри весь переполненный светом Небесный Иерусалим», его читатели поняли бы, как противостоять злу, как идти путем добра. Гоголь давно умер, но шанс не потерян. Миссию завершить неоконченный труд и показать реальность рая мать возложила на Колю.

И тот послушно сочиняет план второго и третьего тома «Мертвых душ». «Роста малосреднего, тонкотелесен яко ангел, легконосим яко един от пернатых; голова его плосковата и довольно обширно-великовата, лицем пригоже бледен...» Узнаете? Да это же Павел Иванович Чичиков! Силой Колиной фантазии преображенный в епископа древлеправославной церкви Павла, старца и странника, завещавшего свое состояние обществу «Земля и воля». Не смейтесь. Коля говорит об этом без смеха. Владимир Шаров - с иронией, но скорее поощрительной.

Гоголевский сюжет прописан в романе с огромной изобретательностью - судьбы героев «Ревизора», «Носа», «Старосветских помещиков» тонко перекликаются с судьбами персонажей романа, двое из корреспондентов Коли (а «Возвращение в Египет» - роман в письмах, здесь звучат только голоса пишущих друг другу героев, с 1930-х по 1960-е гг.) - профессиональные литературоведы и делятся с ним наблюдениями над прозой Гоголя; размышления всех участников этого полилога подсвечены библейскими символами. Египет, например, антихристово царство, в которое вернулся русский народ.

Но как ни изощренно это интеллектуальное кружево, интереснее и веселее разглядывать все же не ствол мощного романного древа, не гоголевскую идею, а ответвления от нее, отдельные листочки. Они зелены и свежи. Будь то история объединения поэтов-палиндромистов, считавших палиндром сутью бытия. Или история женщины-лошади и ее дочки Сони, которую сначала рисовал с натуры дед, а потом девочка сама себя рисовала - водила кисточкой по собственному телу. Все связанное с чувствами и чувственностью звучит полновесно и убедительно: эти страницы и вызывают то, без чего не бывает искусства, - сострадание и страх, следовательно, сопереживание и катарсис. Именно благодаря светлым и странным историям о людях роман устоял, получился диковинным, но живым.

Владимир Шаров. Возвращение в Египет. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2013