Дверь не закрывалась

Выставку Михаила Рогинского в венецианском университете Ка Фоскари организовали местный Центр изучения культуры России и только что созданный фонд художника. На сразу же возникающие вопросы, почему не в Москве и в программе архитектурной биеннале, Лиана Шелия-Рогинская, вдова художника, сказала, что хотела бы вписать творчество мужа в европейский контекст, потому что «Миша один из лучших художников ХХ века». «Таким образом мы хотим подтвердить статус Михаила Рогинского как художника с мировым именем», - приводит пресс-релиз слова коллекционера Инны Баженовой, президента фонда.

Выставка, скажу сразу, сложилась великолепная. Большая, разумная, строгая, органично вписавшаяся в старые венецианские стены.

120 работ собраны в восемь разделов, «в соответствии - опять же слова пресс-релиза - с пластическими задачами, которые художник решал на протяжении жизни». Один из разделов называется «Борьба с «искусством», поскольку Рогинский считал, что живопись имеет отношение только к жизни, и говорил, что ему «страшно интересно преодоление художественного артистизма».

Результаты этого преодоления - нарочито грубые темные картины (1985 г.) с кривобокими надписями - трудно сочетаются и друг с другом, и с залами Ка Фоскари, с их артистичными порталами и потертыми временем колоннами. Однако куратору выставки Елене Руденко и архитектору Евгению Ассу удалось сделать каждый зал как законченную и гармоничную выставку и соединить их так, что последний раздел - «Возвращенная живопись» - воспринимается как счастливый финал длинного запутанного пути.

Художникам ХХ в. свойственно было искать новые смыслы и задачи искусства, подвергая сомнению пройденное предшественниками, и не только русские доходили в этом поиске до саморазрушения. В этом смысле случай Михаила Рогинского и счастливый - возвращение к холсту, маслу, городу и людям, - и непрагматичный - живопись к концу века уступила главные позиции в визуальном искусстве инсталляциям, видео, компьютерной графике.

Можно, наверное, и сказать, что к концу жизни Рогинский вернулся к самому себе цельному, потому что в московских пейзажах соединены фрагменты картин почти всех предыдущих разделов выставки - или частями изображения, или цветом и ритмом. Все натюрморты с бутылками, опыты пейзажей и портреты предметов - безусловно артистичные и эффектные сами по себе - видятся в обратной перспективе еще и эскизами к главным картинам художника.

Смысловая полнота последних вещей Рогинского, их повествовательность, тонкое и эмоционально прямое цветовое решение и то, что называется «настроение», их явная, откровенная, тоскливая, но не безнадежная московскость и русскость говорят о примирении художника с большой живописной традицией, со своей собственной жизнью, частично прожитой в Париже, что не так уж и важно.

Эпиграф к выставке - привезенная из Третьяковки «Дверь». Крашенный красной краской объект, представляющий собой в меру уродливую входную дверь, - визитка Рогинского, самая известная его работа, в сущности - картина. Этот единственный экспонат выставки, созданный художником до эмиграции (она случилась в 1978 г.), должен был бы символизировать конец советского существования, начало свободного творчества. Но так не случилось, дверь на родину закрылась не навсегда, Рогинский возвращался в Москву, и творческий его поиск, как теперь ясно, не делится на до и после.

Показ выставки в Венеции во время биеннале должен привлечь к ней внимание европейской арт-элиты, но еще хочется, чтобы ее привезли и к нам. Михаил Рогинский, как и другие русские художники, чья молодость и ранняя зрелость пришлись на последние советские времена, заслужил быть самим собой, не объединяясь ни с кем под ничего не значащим для искусства словом «нонконформисты».

До 28 сентября