В концерте Российского национального оркестра выступил 20-летний пианист Сенг Чжин Чо

Михаил Плетнев улыбается редко. Но на поклонах после первого отделения он улыбался - отходя на задний план и всячески рекомендуя публике аплодировать именно солисту, невероятно симпатичному пианисту из Южной Кореи. Сенг Чжин Чо нам знаком - он участвовал в 2011 г. в Конкурсе им. Чайковского и понравился не только публике, но и председателю оргкомитета Валерию Гергиеву, позже пригласившему молодого музыканта на свой фестиваль «Лики современного пианизма» и открывшему в интервью «Ведомостям» красноречивую деталь судейского регламента: «Григорию Соколову было 16, когда он выиграл Конкурс Чайковского, для него даже переписали правила. И я тоже, кстати, сделал это для 17-летнего корейца Сенг Чжин Чо, который взял бронзу, но мог и выиграть».

Семнадцатилетний кореец получил тогда в итоге третью премию. Но, учитывая то, что обладатель золота Даниил Трифонов и серебряная лауреатка Йол Юм Сон были в фортепианном мире уже известны, именно Сенг Чжин Чо стал открытием московского конкурса. В его лице на сцену явилось не только утонченное мастерство, но и незамутненно чистая душа, словно не ведающая пороков и соблазнов современного мира. Если бы Чо сыграл на конкурсе только сольные программы, его, вполне возможно, могли бы признать и лучшим. Но в финале он играл настолько взрослое произведение - Концерт Чайковского с оркестром, что преимущество юности обернулось недостатком жизненной опытности. И пальму первенства он уступил.

Прошло три с лишним года, за которые корейский музыкант объехал мир и выступил с лучшими оркестрами и дирижерами. Теперь ему двадцать, его мировая карьера еще не на пике, но на хорошем взлете.

Что же мы услышали? То же самое, что и три года назад.

Сенг Чжин Чо сыграл Первый концерт Шопена ми минор. Трудно представить себе шопеновскую фактуру более прозрачной, играющей оттенками, чем под пальцами Чо. Его игра была сама естественность и непосредственность. Как легко он справлялся с пассажами, как радостно вслушивался в перемены гармоний! Технический аппарат его безупречен, виртуозных проблем нет - но главное, как привольно он дышит, как свободен и как принадлежит одной только музыке. Однако вопрос: богатство нюансировки между оттенками пиано - это только лишь достоинство? И сполна ли открылся нам шопеновский концерт, если мы ни разу не услышали мощного, от плеча взятого аккорда?

Михаил Плетнев, судя по всему, понимал проблему и стремился вести аккомпанемент так, чтобы выявить лишь выгодную сторону искусства своего юного партнера. Необходимые минорные тутти в оркестровых эпизодах он давал сдержанно, не нагнетая искусственного драматизма, которого тот не смог бы поддержать.

Все пианисты, игравшие под аккомпанемент Плетнева-дирижера, говорят, что никто лучше его не чувствует ансамбля с пианистом, никто не умеет провести оркестровую партию столь удобно и органично. Так было и на этот раз. И все же лучшим моментом отделения стал бис, когда оркестр умолк, дирижер ретировался за кулису, а пианист сыграл сольную миниатюру - Ноктюрн до диез минор, и эта хрестоматийная вещица Шопена расцвела как цветок, впервые удивляющийся миру.

Благодарно отпустив солиста, Российский национальный оркестр и его публика встретились после антракта ради двух симфоний Шуберта. Одна из них, Пятая, считается как бы ранней, другая, Восьмая, она же «Неоконченная», - гениальным творением высокого романтизма. Само следование друг за другом этих двух симфоний словно повествовало о жизни художника, переходящего от талантливых опытов юности к свершениям зрелости. Этот сюжет мог бы послужить и наброском судьбы только что слышанного нами корейского уникума.

Однако на деле все оказалось куда сильнее. В Пятой симфонии, как ее исполнили Плетнев и Российский национальный оркестр, мы услышали отнюдь не только подражание безмятежной классике, но и ярко выраженные контрасты, и тревогу, и сомнения, хотя и не приведшие в результате к незапланированным итогам.

А «Неоконченная симфония» стала воплощением не просто сложного человеческого опыта, но чего-то обычному уму непредставимого. Это повествование художника, сумевшего услышать философию мира, каким он станет многие годы потом. Она словно принадлежит времени Чайковского, и Плетнев с Российским национальным оркестром, лучше всех играющие Чайковского, конечно, не упустили возможность продемонстрировать все бескрайние горизонты своего понимания романтической музыки. Так, в течение одного вечера мы с оркестром - сначала с солистом, а потом без него - словно прожили годы и заглянули вдаль.