Почему бессмысленно спрашивать: «Кому выгодно?»

Политолог Екатерина Шульман о том, что заказчик преступления действует в рамках своей логики

Cui bono? – коварный вопрос, когда мы задаемся им за пределами простого уголовного дела (как, собственно, советовал римский цензор Луций Кассий), при попытке анализировать политические процессы и политические акции.

В нем содержатся две предпосылки, обе сомнительные: что бенефициар и есть организатор и что можно понять мотивы актора, мысленно поставив себя на его место. Беда в том, что рациональность, например, заказчиков и организаторов политических убийств и покушений – не наша рациональность. Их информационное поле не похоже на наше, они руководствуются другими вводными, у них другие референтные группы, другие значимые аудитории. Речь идет не только о том, что заказчик может быть безумен. Хотя каждый изучавший криминологию знает, что гениальные преступники и маньяки-интеллектуалы встречаются большей частью в сериалах (увы, там же обитают и вооруженные техническими средствами эксперты, и проницательные следователи).

Важнее уровня индивидуального ума то обстоятельство, что в глазах заказчика картина мира выглядит совершенно иначе, чем в глазах наблюдателя. Политическая наука не выявляет никакой связи между популярностью лидера и вероятностью того, что против него будет организован военный или внутриэлитный переворот. Почему этой связи нет? Потому что заговорщики не интересуются рейтингами. Для них не имеют смысла слова «народная поддержка». Они не мыслят в терминах выборов, международной репутации, общественной реакции. Они думают в основном друг о друге: для них важны отношения внутри замкнутой элиты и баланс между ее членами.

Имя заказчика нападения на Олега Кашина случайно всплыло в ходе расследования другого уголовного дела. Никаких последствий, разумеется, это открытие не имело, но оно подтвердило то, о чем все и так догадывались. Какую «выгоду» имел организатор от этого мероприятия? С точки зрения внешнего наблюдателя – никакой. Разумеется, он не понес и не понесет уголовной ответственности – политическая система защищает его от этого. Но не трудно догадаться, что те самые люди, которые осуществляют эту защиту, его не поблагодарили – он доставил им слишком много хлопот. Более того, если у него были политико-аппаратные перспективы за пределами нынешней должности (которой он по тем же системным законам не может лишиться), то эта история им повредила. Коллективная бюрократия не сдает своих, но и громких скандалов с международным резонансом она не любит: правильный кадр должен быть тих и предсказуем. Тем не менее заказчик сделал то, что он сделал: в его системе координат убытки от бездействия были выше, чем любые возможные последствия самой акции.

Вот случай попроще, известный мне, увы, посредством личного опыта. Представьте себе жилищного рейдера, бандита районного масштаба. Поскольку дело происходило в центре Москвы, то задействованные имущественные интересы довольно велики. Если оставить в стороне те правовые, гражданские и нравственные мотивы, которыми в любом случае могла руководствоваться только одна сторона, то речь идет о фрагменте собственности в жилом доме, который рейдер желал получить бесплатно, но столкнулся с препятствиями. Он проиграл судебный иск по делу об этой собственности и заказал нападение на того, кому он проиграл. Нападение закончилось не убийством, а тяжкими черепно-мозговыми травмами, но это было дело случая – предсказать точный исход было невозможно ни до нападения, ни еще несколько недель после. Если встать в позу эксперта и задаться вопросом «Кому выгодно?», то заказчику это выходит совершенно невыгодно. Спорной собственности он лишился – покушение ничего в этом не изменило. Проиграв основной иск, он через несколько месяцев проиграл и апелляцию. Дело оказалось громким и попало в прессу, и заказчику пришлось фактически свернуть всю свою активность в доме – слишком много стало глаз. Его таскали на допрос. Он понес расходы: надо было платить исполнителям, и нерасследование в течение вот уже трех лет дела, все подробности которого известны, стоит денег. Конца этим расходам не предвидится – более того, всегда существует риск, что дело все-таки дойдет до суда и тогда может выйти еще дороже. Сплошные убытки. Тем не менее он заказал это покушение и в своем кругу выражал радость, что «интернет взорвался» (все это известно из материалов следствия).

Этот человек не идиот, он действует очень разумно в рамках своей логики и по законам своего мира. У такого рода преступной группы не один подопечный дом. Они могут позволить себе потерять собственность и потенциальную прибыль в одном месте, но для них смертельно опасно утратить репутацию. Они думают о том, как они выглядят среди своих – таких же бандитов и аффилированных с ними чиновников. Они руководствуются специфической уголовной моралью, в которой в ответ на всякое сопротивление должна прийти «обратка». Медийный шум для них выгоден, потому что он запугает других нынешних и потенциальных оппонентов. По сравнению с этими соображениями все расходы, риски и убытки не имеют значения.

Линейные истории вроде этой удобны тем, что в них задействовано небольшое количество участников с ясными интересами и лежащими на поверхности мотивами. В политических процессах участвуют властные группы и акторы, общественные объединения, СМИ, криминальные группировки, индивидуальные психопаты. На каждого игрока, чьи действия пытается анализировать наблюдатель, приходится десять, о чьем существовании он даже не подозревает. Все они живут в своем мире и окружены собственным информационным пузырем. Какие цвета и пятна переливаются на его стенках? Чем пытаться влезть в чужую голову, куда продуктивнее задаться вопросом не «Кому выгодно?», а «Каковы последствия?». Если чужие мотивы и интересы нам неведомы, то тем полезнее внятно сформулировать свои собственные.

Автор – политолог, доцент Института общественных наук РАНХиГС