Что произойдет с политической системой России в ближайшие годы? Недавние межстрановые исследования говорят, что, во-первых, не стоит ожидать, что экономический рост сам по себе чудесным образом превратит Россию в демократическую страну или защитит от перехода к диктатуре. Во-вторых, экономический кризис составит значительную угрозу для нынешнего режима.
Споры о соотношении экономического роста (или кризиса) и уровня демократии (или вероятности перехода к диктатуре) идут в России не один год. Аналитики разделились на четыре группы. Первые считают, что экономика России продолжит расти и именно поэтому неизбежно произойдет демократизация. Вторая группа полагает, что экономический рост весьма вероятен, но он на руку власти – поэтому демократизации не произойдет. Третьи пророчат экономический кризис (например, вследствие проблем в глобальной экономике и снижения цен на нефть) и считают, что именно кризис приведет к «банкротству режима» и смене власти. Четвертые верят в кризис, но считают, что кризис приведет к ужесточению автократии и полной диктатуре. Кто прав?
В основании рассуждений первой (и четвертой) группы аналитиков одна из важнейших гипотез в политологии – так называемая гипотеза модернизации, или гипотеза Липсета (по имени выдающегося американского политолога Сеймура Липсета, который в свою очередь прослеживает ее происхождение от Аристотеля). Эта гипотеза гласит, что с увеличением подушевого ВВП страны станут более демократичными. Более богатые избиратели заботятся не только о пропитании, но и о правах и свободах. Чем богаче граждане, тем больше они заинтересованы в сдержках и противовесах, которые гарантируют их права собственности. Именно так можно объяснить недавние протесты в России – ведь спрос на демократизацию в России предъявляют именно более обеспеченные слои населения.
Казалось бы, межстрановые данные подтверждают эту теорию. Подавляющее большинство богатых стран сегодня – это демократии. Исключения – Сингапур и ближневосточные монархии – можно пересчитать по пальцам одной руки. Классическое исследование одного из пионеров межстрановых исследований соотношения между экономическим ростом и демократией – Роберта Барро «Детерминанты демократии», опубликованное в Journal of Political Economy в 1999 г., подводит итог межстрановых сопоставлений уровня дохода и демократии: «Увеличение различных показателей уровня жизни прогнозирует постепенный рост [уровня] демократии».
Однако зависимость между уровнем дохода и уровнем демократии не гарантирует причинно-следственной связи. И поэтому не позволяет прогнозировать неизбежную демократизацию при повышении уровня дохода. Более высокий уровень дохода и более высокий уровень демократии могут быть обусловлены какими-то другими факторами, например историческими особенностями развития каждой страны. В статье «Доходы и демократия», опубликованной в American Economic Review в 2008 г., Дарон Асемоглу, Саймон Джонсон, Джеймс Робинсон и Пьер Яред приводят следующий пример. Сравним Колумбию и США. Хотя США более богаты и более демократичны, чем Колумбия, это не означает, что более высокий доход приводит к более высокому уровню демократии. Колумбия и США – совершенно разные страны по истории, географии и многим другим особенностям. Поэтому тот факт, что США сегодня и богаче, и демократичнее Колумбии, не означает, что, когда Колумбия станет такой же богатой, как США сегодня, в ней повысится и уровень демократии. Чтобы прийти к такому выводу, необходимо сопоставить уровни доходов и демократии для одной и той же страны в различные периоды времени. Авторы статьи изучили данные по изменению подушевого ВВП и индекса уровня демократии с конца XIX в. по всем странам, для которых имелась соответствующая статистика. Результат: при учете страновых особенностей зависимость между подушевым ВВП и уровнем демократии отсутствует.
Правда, Барро в совсем недавней статье «Возвращаясь к вопросам сходимости и модернизации» (написанной в августе 2012 г. для нобелевского симпозиума по экономическому росту и развитию) критикует методологию и данные Асемоглу, Джонсона, Робинсона и Яреда. Но и Барро, используя более точные данные по экономическому росту и альтернативную методологию, находит лишь чрезвычайно малую зависимость между доходами и демократией. В целом, мы считаем, статья Асемоглу, Джонсона, Робинсона и Яреда и вывод о том, что рост подушевого ВВП не приводит к увеличению уровня демократии, – золотой стандарт современных исследований по этой теме.
Методология Асемоглу и соавторов (т. е. учет страновой специфики) идет вразрез и с известными и часто цитируемыми в российской прессе результатами американского политолога Адама Пшеворского и соавторов о том, что существует связь между уровнем подушевого ВВП и более высокой вероятностью перехода к демократии (и более низкой вероятностью перехода к диктатуре).
Если нет гарантий, что рост приведет к демократизации, может быть, к ней приведет кризис? Для анализа влияния краткосрочного экономического кризиса на изменение политического режима нельзя напрямую применять результаты вышеописанных исследований – ведь они получены на основании гораздо более долгосрочных сопоставлений. Тем не менее авторы статьи «Доходы и демократия» дополнительно рассчитали и эффект от краткосрочного экономического кризиса на смену политического режима. Для каждого пятилетнего периода в 1965–2000 гг. они называют кризисным тот год, в котором темпы экономического роста падают на 3, 4 или 5% по сравнению со средним ростом в предыдущие пять лет. Оказывается, что вероятность перехода к демократии (в следующие пять лет) для каждого из таких уровней кризиса значительно возрастает. Для кризиса в 5% улучшение индекса демократии составляет почти 10%. Другими словами, после падения роста на 5% вероятность перехода от полной диктатуры (индекс демократии равен нулю) к полной демократии (индекс демократии равен единице) равна 10% (либо уровень демократии увеличится на 10 процентных пунктов).
Еще одна недавняя статья «Дождь и окно возможностей для демократии» Маркуса Брукнера и Андреа Чиччоне, опубликованная в журнале Econometrica в 2011 г., оценивает влияние засухи (и, как следствие, неожиданного экономического кризиса в африканских странах с высокой долей сельского хозяйства) на вероятность демократизации. Оказывается, что после кризиса в 5% вероятность перехода к демократии увеличивается до 10% в последующий год (с 3,5% в среднем в год). Конечно, данные по кризису в африканских странах напрямую не применимы к России, и данные в среднем по миру тоже дают лишь приблизительный прогноз. Однако оба исследования показывают, что 5%-ный экономический кризис может оказать существенное влияние на политическую систему. Не стоит думать, что такой кризис маловероятен. Если взять базовый прогноз роста экономики России на 2013 г. (3–4% в год) и кризисный сценарий Минэкономразвития (-2,7%), то прогнозируемый кризис будет еще больше, чем 5%.
Какой вывод можно сделать из этих исследований для России? Экономический рост неизбежно не приводит к демократии и не является панацеей от диктатуры. С другой стороны, кризис, соответствующий «кризисному сценарию» правительственных экспертов, станет толчком либо для перехода к демократии, либо к значительному улучшению демократических институтов. Конечно, даже эти, лучшие на сегодняшний день исследования не дают никаких гарантий – уровень точности таких моделей крайне невысок. В этом смысле не стоит уповать на спасительный экономический рост или надеяться по логике «чем хуже, тем лучше» на падение политического режима после экономического кризиса. Демократически настроенным гражданам России лучше рассчитывать на свои силы.