От редакции: Что означают слова Владимира Путина об иностранном финансировании НКО
Владимир Путин, отвечая на вопросы немецкого телеканала ARD, задним числом оправдал массовые проверки некоммерческих организаций в России тем, что проверки были плановыми и что НКО получают огромные суммы из-за рубежа. Многие из организаций, в которые пришли все возможные надзорные органы, не стояли в плане проверок, вывешенном на сайте Министерства юстиции. Возможно, есть какой-то другой план. Путин сказал и о том, что 654 НКО получают средства зарубежных жертвователей, причем всего за четыре месяца они уже получили миллиард долларов из-за рубежа.
Минэкономразвития оценивало потери отечественных НКО из-за сокращения зарубежного финансирования в 19 млрд руб. в год – это почти в 4,5 раза меньше, чем сообщил Путин (28,3 млрд руб. за четыре месяца – это 85 млрд руб. в год). Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков заявил, что глава государства использовал закрытые данные спецслужб. Но использовать их в отношении НКО, которые с 2006 г. привыкли жить под пристальным контролем и скрупулезно отчитываться за каждый рубль и каждый цент жертвователей, странно. Почему общество должно доверять информации из источников, которые нельзя проверить?
Неясно, почему Москва считает зарубежное финансирование отечественного третьего сектора вредным для себя. Грантами зарубежных фондов и государственных органов пользовались (и, вероятно, продолжают пользоваться) некоторые крупные и известные прокремлевские НКО, которые пока никто не проверял.
Но важнее другое: нынешние проверки отражают отношение Кремля к независимым от государства общественным организациям. В Кремле, вероятно, считают, что уничтожение «враждебного» социального капитала и создание правильного, т. е. подчиненного, – часть борьбы за власть.
У этого взгляда есть история. В середине 1940-х гг. переформатирование некоммерческого сектора стало одним из ключевых инструментов создания в Восточной Европе просоветских режимов – протекторатов Москвы (см. книгу Энн Аппельбаум «Железный занавес» и коллективную монографию «Москва и Восточная Европа. Власть и церковь в период общественных трансформаций 40–50-х гг. ХХ века»). Многие руководители российского государства – выходцы из спецслужб. Они учитывают прошлый опыт, живут представлениями холодной войны, забывая, что мир живет по другим законам. Для них гражданские, правозащитные и другие НКО выглядят если не вдохновителями, то соучастниками протестов зимы 2011/12 г. Общественники видятся им «пятой колонной», которую следует нейтрализовать или перекупить.
Есть и другое объяснение. Отечественный истеблишмент живет устаревшими представлениями о международных отношениях как об игре с нулевой суммой, в которой невозможен обоюдный выигрыш. Вероятно, Кремль рассматривает любую попытку Запада ограничить свободу рук и передвижения его представителей (чиновников, силовиков и близких им бизнесменов) не как предложение совместной борьбы с коррупцией и утечкой капиталов, а как покушение на государственные интересы. В таком случае проверки, затруднившие или парализовавшие текущую деятельность НКО, которые Кремль считает тайными «иностранными агентами», выглядят чем-то вроде «асимметричного ответа» на список Магнитского или затруднения со счетами некоторых российских вкладчиков на Кипре.