Хаос из порядка, или о небрежении законами природы

Философ Александр Рубцов о том, как самозабвенное наращивание стабильности неизбежно ведет к обвальному спаду

В 1986 г. в «Прогрессе» вышел перевод книги Ильи Пригожина и Изабеллы Стенгерс «Порядок из хаоса». Это картина мира, отличающаяся от жесткого механистического детерминизма и от вероятностно-статистической модели. Это вселенная сложности и многообразия, разупорядоченности, неустойчивости, неравновесности и нелинейных соотношений, в которых малые сигналы на входе дают сколь угодно сильные и, главное, непредсказуемые эффекты на выходе. Здесь из хаоса возникают иные, качественно более высокие формы порядка, не вписывающиеся в схемы обычной эволюции. И наоборот.

Откровения науки обычно синхронны с изменениями в социуме. Физика и биология сплошь и рядом открывают миры, странным образом изоморфные самообновлению человека и человечества. Совпадения почти мистические: меняется общество, и тут же естественные науки находят в природе то, что там всегда было, но до этого момента ускользало. В предисловии к той книге говорилось, что пригожинская парадигма «акцентирует внимание на аспектах реальности, наиболее характерных для современной стадии ускоренных социальных изменений».

Однако такое соответствие есть лишь в общей тенденции: реальная политика может идти как в русле «генеральной линии» социальной, так и выбиваясь из нее. Что чревато проблемами, особенно когда сложный мир пытаются подчинить, вогнав в упрощенные, а то и вовсе примитивные формы порядка.

Именно в этом аспекте недавняя отечественная политика - предмет особо интересный. Советская модель не выдержала испытания временем потому, что крайне упрощала реальность доминантной идеологией, тотальным планом и «руководством», которое даже не назовешь управлением. Трансформация 1990-х хаотизировала реальность, тем самым предотвратив коллапс с выпадением уже в настоящий хаос, куда более суровый и губительный. Фантазии про то, как можно было сделать этот переход более комфортным и гуманным, не выдерживают критики. Зато более чем достоверны сценарии, по которым это десятилетие могло оказаться даже не «лихим», а просто инфернальным.

К этому графику изменений, к его форме, лучше относиться без вольностей, как к закону. Можно задним числом сочинять красивые проекты транзита, но все они упираются в фатальную проблему: так не бывает. Если включить историческую совесть, то будет очевидно, что издевательствами над собой и другими страна заслужила куда более болезненный выход из коммунистического эксперимента. Мы недовольны качеством анестезии, а должны были пережить эту агонию, усугубленную неправильными родовыми схватками, вовсе без наркоза.

Здесь хорошо работает популярная схема, известная как J-кривая Бреммера. Контур этой латинской буквы дает график, по которому в начале трансформаций стабильность падает, но потом интенсивно растет. По аналогии можно представить себе и зеркальный график, своего рода η-кривую Рубцова. Здесь форма греческой буквы «эта» рисует кривую, по которой самозабвенное наращивание стабильности какое-то время поддерживает искомый уровень политического спокойствия, но потом неизбежно ведет к резкому, иногда обвальному спаду. В теории это называют «падением на аттрактор» с переходом в «каскад бифуркаций» (не приведи Господи, конечно). Такая перспектива ждет любого, сколь угодно удачливого, но не в меру жесткого политика - эту кривую на козе не объедешь.

Про то есть много расхожих метафор - начиная с резьбы, которая неизбежно срывается, если без мозгов затягивать гайки, и заканчивая истиной, согласно которой чрезмерные нагрузки приближают старение и смерть. Однако эмоциональный фон власти часто толкает людей к небрежению народной мудростью и законами природы. На синергетику легко накручивают конспирологию: дескать, в институтах Запада нобелевские лауреаты по заказу спецслужб и военных разрабатывают техники привнесения в другие страны «вируса» нестабильности с выходом в хаос и смену режима. Эти сведения падают на тем более благоприятную почву, что избавляют власть от груза ответственности за происходящее. Неважно, что во внутренней политике ослабляет организм, лишая его иммунитета, - важно лишь, что микроб недовольства и вольнолюбия - якобы сугубо импортный. Жаль, что Пентагона, ЦРУ, интернета и теории аттракторов не было во времена прошлых бунтов - соляных, медных, бессмысленных и беспощадных. И как это Пушкина с его «пока свободою горим» и подозрительной смуглявостью до сих пор не записали в иностранные агенты...

В политике все это бывает из-за неадекватной, испуганно-нервической реакции на снижение привычного уровня стабильности. Тираническая отвага чаще всего идет от обычной трусости. Еще Маркс писал: «Террор - это большей частью бесполезные жестокости, совершаемые ради успокоения людьми, которые сами испытывают страх». Компенсацией страха становится культ воли. У того же Маркса: «Чем одностороннее, чем совершеннее политический рассудок, тем сильнее его вера во всемогущество воли, тем большую слепоту проявляет он по отношению к природным и духовным границам воли». Это знакомо. Страна уже не живет, а лишь рефлекторно реагирует на волю к власти - на сигналы, импульсы, развороты и встряски, на нескончаемое пугало.

Вывих для нас привычный, но именно в последние годы возобладал курс на радикальное упрощение проблем, методов и самой реальности. Все, что сопротивляется, что мешает и не поддается, подлежит простому устранению. А поскольку мешает все больше, политика упрощается до дикого примитива. Идеология сводится к голой схеме, пропаганда - к крику, убеждение - к затыканию ртов. Харизматическая легитимность опирается на рейтинги, а сами рейтинги - на предельно простые хватательные рефлексы, агрессию и гордыню, вытесняющую ущербность. Мир становится все более плоским и монохромным. Его единственным хроническим событием оказывается война и только война - у соседей и со своими. Если эта политика и играет с психологией масс, то эти игры крайне механистичны, по схеме «грубый стимул - прямая реакция». В работе с массой используются «классические» схемы, но без понимания, что в нынешней реальности они действенны только в условиях вечного ЧП. А ЧП вечными не бывают.

Почему-то все чаще вспоминается Янаев с тремором и Татьяна Малкина, спросившая, понимает ли он, что накануне ночью совершил госпереворот.