Двойное сознание российского интеллигента

Философ Владимир Кантор рассказывал, как его друг Владимир Кормер, демонический красавец, гуляка и автор одного из самых значительных русских романов XX в. «Наследство», однажды в глухие застойные времена попал в специфическую, но одновременно и типичную для него историю. Кормер позаимствовал у Кантора сборник рассказов Евгения Замятина с вызывающим знаком эмигрантского издательства на обложке. А затем, будучи нетрезвым, предсказуемым образом оказался в комнате милиции в метро. Лейтенант ознакомился с книгой, отчего Кормер протрезвел: последствия могли быть тяжелейшими. Но милиционер отпустил позднего клиента, деликатно проводив по эскалатору до вагона со словами: «Как же вы такие книги читаете – и так пьете?»

Кормер и сам участвовал в тамиздате. В конце 1968-го, после вторжения в Чехословакию, в неформальном кружке, состоявшем из Юрия Сенокосова, Евгения Барабанова, Михаила Меерсона, Владимира Кормера и о. Александра Меня, созрела идея подготовки серии статей в связи с 60-летием сборника «Вехи». Кормеровский толчок к рефлексии по поводу слоя советского образованного класса вырос из этой идеи.

Три псевдонимированные статьи членов этого кружка, включая текст Кормера «Двойное сознание интеллигенции и псевдо-культура» (под псевдонимом О. Алтаев), были опубликованы в № 97 «Вестника РСХД» за 1970 г., издававшегося в Париже раз в три месяца под редакцией Никиты Струве. Они были собраны под единой шапкой Metanoia («Поворот сознания») и переданы на Запад Барабановым, фактически соредактором «Вестника».

Помимо всего прочего это был антинационалистический манифест. Например, в статье В. Горского (под псевдонимом скрывался искусствовед Евгений Барабанов; третьим автором под псевдонимом М. Челнов выступил Михаил Меерсон, ныне православный священник в США) «Русский мессианизм и новое национальное сознание» говорилось: «Преодоление национал-мессианистского соблазна – первоочередная задача России. Россия не сможет избавиться от деспотизма до тех пор, пока не откажется от идеи национального величия». Спустя почти полвека очевидно, что эксплуатация этого соблазна нынешней «постиндустриальной» властью позволяет главному идеологу российского изоляционизма собирать почти 90% активной или просто конформистской поддержки.

Разумеется, тезисы «Метанойи» были резко оспорены националистами. Досталось авторам и от Александра Солженицына, посвятившего отчаянной полемике с «Метанойей» часть статьи 1973 г. «Раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни», вошедшей в сборник 1974 г. «Из-под глыб». В нем же опубликован текст «Раскол Церкви и мира» одного из авторов и идеологов «Метанойи» Барабанова, причем без псевдонима, – узнав о том, что этот участник сборника и скрывался под псевдонимом В. Горский, Солженицын фактически прекратил с ним отношения.

А в «Образованщине» (из того же сборника) Солженицын полемизировал именно с автором, скрывшимся под псевдонимом О. Алтаев. Он же отмечал «блестяще отграненные» Кормером шесть соблазнов русской интеллигенции. Которые при всей разнице нынешней эпохи и времени полувековой давности, судя по всему, находятся во вполне рабочем состоянии.

Солженицын подверг критике измельчание советской интеллигенции, ее стремление к приспособленчеству и бытовым благам. Этот слой, живущий «по лжи» ради квартиры, машины и семьи, он и назвал «образованщиной». Солженицын мерил его этическими нормами, а надо было – социально-экономическими. И потому он не распознал в «образованщине» народившийся в результате урбанизации советский средний класс со стандартными для «мидлов» социальными запросами, капиллярно описанными Юрием Трифоновым в его «Московских повестях» примерно в то же самое время. Даже моральный выбор этой страты возник не из-за политических метаний, как у диссидентствующих героев Кормера в «Наследстве», а на основе бытовых сюжетов, как у Трифонова в «Обмене» или «Старике», где этические дилеммы связаны, вообще говоря, с недвижимостью.

Кормер безжалостен в своем анализе «бытовых» установок советской интеллигенции, но в то же время предостерегает от иронии по этому поводу, напоминая о том, какие ужасы пережила эта социальная страта в годы советской власти: «И если он (интеллигент. – А. К.) не ощущает сегодня больше своей вины перед народом, то ведь и, слава Богу, они квиты – на пятьдесят втором году советской власти (статья писалась в 1969-м. – А. К.) народу самому неплохо было бы ощутить свою вину перед интеллигенцией». Обиходных понятий «ватники» и «анчоусы» тогда не существовало, но сегодняшние споры о разделенном на большинство и меньшинство народе лишь отголоски того, что происходило с социальной структурой российского общества и сто, и пятьдесят лет тому назад.

Двойное сознание советской интеллигенции, по Кормеру, явилось прямым следствием ее положения: она служит власти и приспосабливается к ней, потому что стремится к благополучию, и в то же время ненавидит власть и мечтает о ее крушении. Эта раздвоенность образованного класса вернулась полвека спустя в путинской России. В том числе и в виде дискуссий о возможности-невозможности сотрудничества с властью: «И кроме того, «ведь если не они, то на их место – какие-то другие, менее интеллигентные, менее порядочные»! Партийная книжка жжет интеллигенту грудь, но он не знает, как выбраться из этого порочного круга». Интеллигент испытывает и просветительские иллюзии: «Он полагает, что там наверху и впрямь сидят и ждут его слова, чтобы прозреть, что им только этого и не хватает».

К просветительской иллюзии близко примыкает один из шести препарируемых Кормером соблазнов интеллигенции – оттепельный. Как это и было во времена робкой модернизации по Дмитрию Медведеву, а иной раз бывает и сейчас, когда вдруг Владимир Путин посылает псевдолиберальные квазисигналы, перемен интеллигент ждет «с нетерпением и, затаив дыхание, ревностно высматривает все, что будто бы предвещает эти долгожданные перемены».

Рядом – соблазн революционный, более жесткий, чем оттепельный: интеллигенция, пишет Кормер, «неравнодушна к словам «крушение», «распад», «скоро начнется» и т. д.».

Соблазн технократический известен нам не только по временам «гаджетной модернизации» по Медведеву, когда казалось, что если каждого гражданина России вооружить айпадом, то страна тут же станет европейской, но и, в принципе, по длинной эпохе Путина, которого иной раз принято представлять публике как «русского немца», глубоко рационального политика. Слова Кормера о технократизации власти, близкой, например, Герману Грефу, как будто написаны не 45 лет назад, а сегодня: «Интеллигенция (к ней Кормер относит и государственную бюрократию. – А. К.) не желает видеть только того, что Зло не обязательно приходит в грязных лохмотьях анархии. Оно может явиться и в сверкающем обличье хорошо организованного фашистского рейха. Оно не падет само по себе от введения упорядоченности в работе гигантского бюрократического аппарата».

Оставшиеся соблазны – военный, который в иных ситуациях приходит как соблазн квасного патриотизма (смыкающийся «с искушениями национал-социализма и русского империализма»); соблазн социалистический, который в приложении к сегодняшним обстоятельствам оправдывает отступление от нормального развития как необходимый и неизбежный этап; соблазн сменовеховский, согласно которому власть, насытившись террором разной степени интенсивности, переродится в нечто вполне приемлемое и более гуманистическое сама собой.

Удивительно, но Кормер в самое глухое советское время, когда после вторжения в Чехословакию наступил «вельветовый сталинизм», не просто говорит о соблазнах, но, по сути, о необходимости их преодоления. Казалось бы, что могла сделать интеллигенция в то время? А писатель толкует о ее ответственности за происходящее. О том, что она «явно держит в своих руках судьбы России, а с нею и всего мира». В контексте жесткого социологизированного кормеровского анализа это не пафосная метафора, а очень рациональная констатация: интеллигенция или, если угодно, элиты несут свою долю ответственности за то, что, генерируя новые соблазны, которые на поверку оказываются лишь новой версией старых, они длят пребывание страны в анабиозе, по Кормеру, «нового русского мессианизма».

К 45-летию статьи Владимира Кормера «Двойное сознание интеллигенции и псевдо-культура»

Автор – директор программы Московского центра Карнеги

Полный текст статьи опубликован на сайте журнала «Общая тетрадь».