Лекарство от беспамятства

Алексиевич принесла в большой мир голоса живых людей из нашей недавней истории

В ХХ в., вскоре после Первой мировой войны, человечество особенно остро осознало безмерность собственных утрат. В пропасти забвения потонули целые царства, цивилизации – с войнами, катастрофами, тысячами личных историй. От некоторых народов сохранились две-три рукописи, от других – вообще только имена, усвоенные народами по соседству. Стало понятно: если и на этот раз не записать свидетельства тех, кто прошел войны и концлагеря, исчезнет и этот материк. К тому же появились такие удобные технические средства. В конце 1940-х американский психолог Давид Бодер начал записывать на прамагнитофон рассказы узников концлагерей; в 1970-е сотни свидетелей Первой мировой войны опросил нью-йоркский историк Альф Пикок (из их историй сложился проект «Европиана»).

Светлана Алексиевич пришла на уже освоенное культурное поле в начале 1980-х, но из СССР – страны, где в законе была амнезия, а постоянное переписывание истории превратилось в норму. Алексиевич вслушалась в голоса женщин, побывавших на войне, мальчиков-афганцев и их матерей, тех, кто пережил Чернобыль. Подумаешь, нажимать кнопку диктофона! Каждый может. Нажимать – каждый. Добиваться, чтобы собеседник заговорил собственным голосом, а не словами из газет, впитывать жизнь другого с такой мерой сострадания, чтобы рассказать потом о ней как о своей, – почти никто. Для этого необходима и кротость перед другим, и доверие реальности. Придумать легче! Творить мифы слаще. Все же так любят счастливые концы. Но с этим не к Алексиевич: она настроена на трагическую волну, ее собеседники – обычно герои высокой драмы. Хотя в эти праздничные для всех русскоязычных дни часто приходилось слышать, что последняя ее книга, «Время секонд хэнд», о переломанных в 1990-е, слабее предыдущих, нет в ней той мощи. Но ведь это не упрек, а комплимент автору. Время мельчало, героическое военное поколение сменилось другими – Алексиевич это всего лишь уловила и зафиксировала.

Так что какая нам разница, что за резоны были у Нобелевского комитета, каков удельный вес политики в его решении. Алексиевич принесла в большой мир голоса живых людей из нашей страны, из нашей недавней истории. Ее книги – высокая литература, подобная средневековой словесности, тоже не знавшей вымысла. Тем же, кто убежден, что это всего лишь «журналистика», предлагаю считать 8 октября профессиональным праздником журналистов. В этот день Светлана Алексиевич ввела обвешанное камерами и диктофонами журналистское племя в большую литературу.