Возвращение госзаказа

Что имеют в виду власть и художники, когда говорят о цензуре

Выступление режиссера Константина Райкина на съезде Союза театральных деятелей оказалось не просто ярким и эмоциональным высказыванием о цензуре и способах ее осуществления. Оно запустило серьезную дискуссию о взаимоотношениях современного государства и искусства.

Одну позицию обозначил сам Райкин, назвавший запрет цензуры «величайшим событием векового значения». По Райкину, здоровые отношения государства и искусства предполагают его, искусства, независимость: «Умная власть платит искусству за то, что искусство перед ней держит зеркало и показывает <...> ошибки, просчеты и пороки этой власти».

Ответ прозвучал из уст президентского пресс-секретаря Дмитрия Пескова. Цензура, конечно, недопустима, но, «если государство дает деньги на ту или иную постановку», оно «заказывает произведения <...> на ту или иную тему». Это поддержка – теперь на уровне президентского аппарата – схемы отношений «патрон – клиент», давно уже популярной у министра культуры Владимира Мединского.

Формула «государство платит деньги и заказывает музыку» – возвращение к советской практике госзаказа. Власть, похоже, рада свободно обозначить эту модель, не прячась за обтекаемые фразы о «поддержке духовных ценностей» и «качественном подходе». Она берется не из воздуха, а логично следует из ситуации, когда государство начинает подменять собой общество, а Министерство культуры становится монополистом в культурной сфере.

По словам культуролога Даниила Дондурея, такой монополизм неоправдан и неэффективен. Во многих развитых странах подобных министерств не существует вообще, а там, где они есть, их задача – поддержка высокого искусства, которое не приносит прибыли, а не коммерческих проектов, которые финансируются по бизнес-модели.

К этой модели у деятелей культуры и общества есть много вопросов. Как напомнил Пескову в ответной реплике режиссер Андрей Звягинцев, деньги, которыми так свободно распоряжаются чиновники, по сути общественные и только доверены государству для распределения с учетом огромного богатства мнений, существующих в культуре.

Спустя 2,5 года после появления письма деятелей культуры в поддержку «позиции Владимира Путина по Украине и Крыму», обозначившего высшую точку мобилизации культуры, их энтузиазм заметно ослабел. Следствием такой патриотической мобилизации оказалось усиление роли «общественников» и «оскорбленных верующих», взявших на себя функции советских выставкомов и разнообразных приемных комиссий, и теперь культурное сообщество, ставшее свидетелем погромов и закрытия выставок, требований запретить оперы и спектакли, чувствует необходимость защищаться. Попытка «оскорбленной общественности» по суду запретить постановку «Тангейзера» в Новосибирске вызвала сопротивление даже со стороны доверенных лиц Путина на выборах – Олега Табакова, Александра Калягина, Евгения Миронова.

Но запущенные механизмы мобилизации слишком мощны, чтобы остановиться без отчетливого и внятного изменения культурной политики. В этой ситуации не последний способ защиты культуры – та самая цеховая солидарность, о которой напомнил Константин Райкин.