Школа просто отстает

Мы живем в мире мифов и идей, сочетающихся самым причудливым образом. Идея превращается в миф, а миф создает новые идеи, формирующие повестку на долгие годы. Одной из сфер, где мифология весьма популярна, является отечественное образование. Причинами такого мифотворчества служит, как и во все времена, отсутствие у широкого круга людей понимания того, что и как происходит в этой сфере, как менялось наше образование и какие проблемы стоят сейчас перед преподавателями. С одной стороны, казалось бы, все из нас проходят через среднюю школу, значительное число людей заканчивает вуз, а позже тем же путем идут наши дети и внуки. Однако, пользуясь телефоном или компьютером, мы можем не разбираться в том, как они работают.

Набор мифов постепенно меняется, к тому же мифы тесно связаны с конкретной образовательной историей человека. Например, тот, кто окончил вуз и сохранил о нем добрую память, будет всячески рекомендовать его следующим поколениям своей семьи. Какие же мифы бытуют в нашем общественном сознании?

1) Гимназическое образование было настолько сильным, что не потеряло своей актуальности и в наше время. Это недостижимый идеал, к которому нам нужно стремиться. В рамках этого стереотипа переиздаются гимназические учебники, лучшие школы называются гимназиями, а обучение нескольким языкам является признаком качества обучения.

2) Советское образование было лучшим в мире. Следует восстановить его систему и будет нам счастье! В защиту этого мифа приводится множество фактов – от полета Гагарина и атомной промышленности до востребованности за рубежом наших математиков и программистов.

3) Российское образование погибло с внедрением ЕГЭ. Все эти тесты и натаскивание на них привели к тому, что дети не могут ничего решать, а учатся механически выбирать правильный ответ, ничего не понимая в описании вопроса. В качестве доказательства публикуются глупые вопросы из ЕГЭ (обычно без указания года) или сравнивается тестовая часть ЕГЭ с контрольной по математике 1980-х гг.

Это, пожалуй, одни из наиболее распространенных мифов, транслируемых нашей медиасредой. Однако на этом дело не заканчивается, мифы формируют сценарии будущего, которые могут в какой-то степени из сферы мифов перейти в область реальности. Как правило, рассматриваются только полярные сценарии.

1) Все пропало! Образование деградирует, мир рушится. Школьники тупеют, а культура вырождается. Нам остается только сберечь островки культуры и знания в бушующем мире бескультурья и хамства.

2) Нас ждет светлое будущее, которое будет умным и прекрасным. Умные гаджеты, беспилотные автомобили, мир творчества и молодости, эра созидания и счастья.

3) Мир захлестнут толпы варваров, они сметут нашу цивилизацию, превратив ее в руины, которые будут изучать много лет спустя грядущие поколения, выросшие на фундаменте нашей утраченной культуры. Здесь в ход идут миграционные страшилки, экстремизм религиозных фанатиков и рост населения бедных стран.

4) Человечество проигрывает одну позицию за другой искусственному интеллекту, вытесняющему нас на обочину жизни, лишая работы, привычного мира и отупляя. Впереди только апокалиптические картины взбунтовавшихся роботов и выживающих людей.

Давно замечено, что апокалиптические картины, утопии и антиутопии интересуют читателей намного больше, чем простые спокойные истории. Это верно и для любых прогнозов, формируемых аналитиками. Кто стал бы цитировать политолога, социолога или экономиста, заяви он, что в ближайшие годы, скорее всего, продолжится, с незначительными вариациями, существующая тенденция? А любой предсказатель катастрофы или, наоборот, великой победы соберет лавры, привлечет внимание аудитории вне зависимости от того, сбудется ли его прогноз.

Все вышесказанное относится и к нашему многострадальному образованию, а также к науке и культуре, на этом образовании базирующимся. Образование за последние два столетия прошло долгий путь от узкого элитарного сегмента до массовой системы, пронизывающей все сферы нашего общества. Естественно, что такое развитие нередко сопровождалось кризисами и проблемами.

Элитарное образование XIX века, оставившее нам легенды Царскосельского лицея, Смольного института, Пажеского корпуса и других менее именитых alma mater, было малодоступным даже для дворян. Попадание в число их выпускников автоматически давало человеку весьма высокий шанс на прекрасную карьеру. Это была стройная система обучения, которой многие были довольны. Среднестатистические гимназии до уровня элитных заведений, конечно, не дотягивали. Впрочем, гимназическое образование неплохо подходило для гуманитарных университетских факультетов, но не слишком годилось для естественнонаучного и технического образования. Не случайно во второй половине XIX века в России появились реальные училища, ориентированные на техническое образование.

Ничего удивительного в этом новом запросе не было. Рост бюрократии и промышленный подъем резко повысили требования к знаниям людей. Массовое экономическое производство нуждалось в большом притоке грамотных людей. В ответ на эти потребности была сформирована школа, ориентированная на подготовку большого количества специалистов, пригодных к работе в условиях промышленного подъема XX века. Но за все приходится платить. Штучная подготовка гимназистов XIX века производила весьма качественный человеческий капитал. Но и отбор был суров – для поступления в гимназию необходимо было уметь читать, писать, считать и знать основные молитвы. Да и заканчивали гимназии все-таки меньше человек, чем поступали. Уже в 1871 г. в гимназиях было всего 60% дворян, а 29% составляли мещане и купцы. А в 1914 г. 20% учащихся в гимназиях были крестьяне, тогда как дети всех дворян (потомственных и личных) и чиновников вместе составляли вместе 32%.

Гимназическое образование было довольно сильным для своего времени, однако его однобокость и элитарность привели к тому, что его вытеснила массовая школа образца XX века. Новая школа была значительно либеральнее к качеству учеников, да и закончить ее было легче. Естественно, что средний выпускник такой школы не дотягивал по качеству до среднего выпускника гимназии. Впрочем, от него требовалось намного меньше знаний. Как правило, бывшего школьника ждала карьера рабочего, который должен был уметь читать и понимать инструкции, делать простейшие вычисления и разбирать чертежи. Этому школа учила с лихвой. Все вышесказанное относится не только к средней школе. Инженеры образца середины XX века существенно уступали своим предшественникам – энциклопедистам XIX века. Творцов и изобретателей сменили специалисты по серийному производству, наладке и адаптации.

И здесь мы должны разрушить еще один миф – о лучшем в мире советском образовании. Чтобы говорить о качестве советских школ, необходимы критерии, но таких критериев нет. Советский Союз не публиковал статистику, сравнимую с европейской или американской. Можно сравнивать только количественные параметры, но они почти ничего не отображают. Ориентироваться на такие достижения, как космические старты, также довольно сложно. Это все равно что оценивать по успехам олимпийской сборной качество школьной физкультуры – связь, несомненно, есть, но едва ли очень сильная. К тому же ракеты запускали люди, окончившие школу в конце 1930-х – начале 1940-х. А люди, учившиеся в годы расцвета космической эры, стали значимой рабочей силой в период застоя. Так какой же была советская школа? Скорее всего, она более или менее соответствовала требованиям времени и относительно неплохо готовила кадры для советских вузов. И еще советская школа была, конечно же, не гуманитарной, а скорее технической и естественнонаучной. Будущих инженеров она готовила лучше, чем историков или филологов.

Впрочем, проблема качества подготовки выпускников все-таки имелась. В 1980-е гг. стало очевидно, что среднестатистический выпускник школы слабо подготовлен к поступлению в вуз, хотя формально школьная программа должна была соответствовать приемным экзаменам в институт или университет. Чтобы получить качественных абитуриентов, сильные вузы начали в массовом порядке усложнять вступительные экзамены, которые теперь никак не соответствовали школьной программе. Появился институт репетиторства, когда вузовские преподаватели натаскивали школьников на программу своего вуза. Тем самым отсекалось большинство иногородних абитуриентов, которые такой возможности не имели.

В 1990-е болезненный переход к рынку добавил к нерешенным проблемам новые. Беднеющему государству оказалось не по карману содержание советской образовательной системы, хотя отказываться от нее никто на словах не собирался. Возникла необходимость найти модель частичного финансирования вузов за счет студентов. В 1998 г. министром образования становится ректор РУДН Владимир Филиппов, представитель вуза, который успешно зарабатывал деньги на обучении иностранных студентов. В то же время Европа начала внедрять Болонскую систему, объединяющую европейское высшее образование. Модель была найдена: через Болонскую систему сделать российское образование формально сопоставимым с европейским и заработать на иностранных студентах.

Однако инициаторы такого перехода пали жертвой заблуждения о высоком уровне советского образования и большом потенциальном спросе на него. Увы, ловушкой здесь оказалось не только низкое качество – и на него был бы спрос при невысокой цене. Но ехать в Россию и получать там образование, не применимое в Европе из-за языкового барьера, было довольно бессмысленно.

Другим направлением действий стало внедрение ЕГЭ с целью унификации системы приема во все вузы. Увы, этот механизм не смог решить проблему разрыва в знаниях между школой и потребностями вузов, но привел, по многим оценкам, к еще большему падению уровня студентов. Естественно, что обвинения посыпались на саму систему ЕГЭ и ее разработчиков.

Однако едва ли стоит обвинять ЕГЭ во всех бедах нашего образования. Именно благодаря этой системе ученики из провинции стали поступать в лучшие вузы страны. И не их беда, что фактический уровень знаний, которые дает школа, оказался невысок. Система просто выявила реальное состояние школьного образования.

При этом из-за желания сэкономить была сделана принципиальная ошибка: проведение ЕГЭ было поручено школам, в то время как в большинстве стран подобные тесты проводят специализированные независимые центры. Как следствие, по результатам ЕГЭ начали оцениваться сами школы, директора школ стали вынуждать учителей любыми путями добиваться высоких оценок на ЕГЭ, что привело к примитивному натаскиванию учеников старших классов.

Идеальных систем образования не существует. А если учесть, что школьное образование влияет на общество с запаздыванием лет на 15–20, то мы сейчас пожинаем ошибки, сделанные в начале 1990-х. Наши просчеты станут очевидными к середине XXI столетия. Пока можно говорить только о все возрастающей несостоятельности массовой школы образца середины XX века, ориентированной на стандартизированное обучение для мира массового производства.

Сейчас перед школой новая задача – научиться готовить творцов, уйти от массового тиражирования одних и тех же знаний и навыков. Именно этого требует современный мир. Единые стандарты должны будут уйти в прошлое, уступив место гибким и адаптивным программам, настраиваемым под конкретного ученика. Причем чем дольше нынешняя школьная система будет сопротивляться, тем резче потом будет этот переход. Но он будет.

Автор – кандидат экономических наук

Полная версия статьи. Сокращенный газетный вариант можно посмотреть в архиве «Ведомостей» (смарт-версия)