Креативная индустрия вместо культуры

Отрасль образов, историй и смыслов становится системообразующей

На прошедшей недавно в Москве «Российской креативной неделе» Агентство стратегических инициатив представило любопытный отчет «Креативная экономика городов России». Из него, в частности, следует, что доля креативных индустрий в экономике крупных городов России вполне сопоставима с европейскими мегаполисами. Например, в Москве она составляет 19%, в Санкт-Петербурге – 12%. Много говорилось о создании региональных креативных кластеров. А Сергей Кириенко резонно заметил, что творчество, непредсказуемость и смекалка россиян – наше конкурентное преимущество на рынке креативных индустрий.

По этому поводу есть как хорошие новости, так и, выражаясь деликатно, заставляющие задуматься. Отрадно, конечно, что главный кремлевский think tank осознает, что креативные индустрии – это серьезная экономическая реальность, сопоставимая с энергетикой. По-своему неплохо, что само понятие креативной экономики в лексиконе руководителей и экспертов начинает замещать такие категории, как культура и искусство. Потому что культура и искусство – это убыточная сфера, требующая субсидий и дотаций, финансируемая по остаточному принципу. А если это не просто культура, а креативные индустрии (включающие в себя также медиа и информационные технологии), то возникает совсем другое отношение.

Разговор о сфере нематериальных активов, символического капитала и мягкой силы может вывести нас на еще более высокий уровень – геополитический. Речь о факторах глобального лидерства. Застряв между четвертым и пятым технологическими укладами – условно говоря, нефтегазовым и компьютерным, – Россия всматривается в грядущий шестой. Там наряду с нанотехнологиями доминируют технологии гуманитарные, когнитивные. Индустрия образов, историй и смыслов становится системообразующей. Монополия на производство социальных лекал, по которым живет планета, вполне сопоставима с монополией на эмиссию главной резервной валюты.

В общем, действительно пора к гуманитарной проблематике отнестись серьезнее. Если для этого культуру надо переупаковать в креативную индустрию, пусть так и будет.

Представленная в отчете статистика, по идее, должна впечатлять – цифры выглядят реалистичными и не могут не радовать. Однако количество с недавних пор, кажется, перестало переходить в качество. Что скрывать, при всем своем росте российские креативные индустрии выглядит довольно вторичными и провинциальным. В том смысле, что не являются законодателями мод, а следуют стандартам, заданным извне.

Для сравнения вспомним, как выглядела ситуация не так давно – 100 лет назад, в первой четверти XX в. Просвещенная публика всего мира прислушивается к каждому слову Льва Толстого. Лучшие авторы эпохи – поэт Рильке, драматург Шоу, философ Витгенштейн, Махатма Ганди – мечтают о том, чтобы он их принял. «Русские сезоны» Дягилева взрывают Европу, создавая многолетнюю моду не только на наш балет, но и на русский стиль в дизайне. Психологический театр Станиславского становится главным открытием во всей истории театрального искусства, это самый влиятельный метод в мире и по сей день – как и кинематографический метод Эйзенштейна. Авангардисты Ларионов, Малевич и Кандинский переворачивают представление о живописи. Скрябин и Стравинский – о музыке. Исполнительские школы в области фортепиано, скрипки, вокала главенствуют в мире. Ранний советский конструктивизм определяет развитие архитектуры: подавляющее большинство людей живут сегодня в конструктивистских зданиях, не подозревая об этом. И это ведь только в сфере искусства. Вспомним научные и инженерные открытия Циолковского, Зворыкина, Ивана Павлова, Бехтерева, Мечникова – этот ряд будет длинным. Не забудем и формальную школу в филологии, предопределившую в том числе и многие философские тренды XX в. И как ни относись к Ленину и Троцкому, это были идейные ориентиры для многих миллионов людей на Западе и на Востоке.

Иными словами, 100 лет назад представители того, что мы сейчас называем креативными индустриями, смотрели на Россию как на источник всего самого актуального, передового и влиятельного. Того, что имеет смысл воспринимать, копировать и развивать.

Почему сегодня все совсем не так? Трудно поверить, что в нашей стране перестали рождаться таланты. Скорее сама сложившаяся креативная среда работает так, чтобы сдерживать новаторский дух. Система отбраковывает все непохожее на принятый внешний стандарт. В дело вступает принцип отрицательного отбора – бич нашего социума в целом. Лучшие ученые, программисты, деятели искусства давно за рубежом. И, очевидно, дело не только и не столько в материальном обеспечении, а в самой атмосфере, в отношении к ним, которое они воспринимают как недружественное. В своих интервью они постоянно об этом говорят. «Мы России не нужны» – вот их лейтмотив. С одной стороны, это грустно, но, с другой – не так фатально. Ведь поменять отношение на самом деле гораздо проще, чем перезапустить какую-нибудь промышленную отрасль. Это можно сделать в одну секунду – было бы желание.