Жадность как новый критерий оценки бизнеса

Выступая в Госдуме с отчетом правительства, Михаил Мишустин вбросил в общественное пространство выражение «жадность предпринимателей», уже ставшее мемом и элементом корпоративного лексикона. Собственники задумались: жадные они или нет? Допустим, лично имярек не жадный – но вдруг компания у него жадная? И каков вообще критерий: размер дивидендов или торговая наценка?

Если речь про дивиденды, то тогда надо отслеживать, куда дальше идет прибыль: на личное потребление или на новые проекты. Еще сложнее с наценкой на товары. В социально значимом сегменте маржинальность уже близка к нулю. Сети зарабатывают на товарах относительно престижного потребления – так что, это тоже считается жадностью? А за каждым товаром на полке поставщики, торговцы топливом, держатели торговой недвижимости. Им тоже, стало быть, надо переставать жадничать.

Происходит введение в систему рыночных отношений сложных моральных критериев, что кажется смешением разных сущностей. «Давайте еще в Налоговый кодекс введем понятие жадности», – может сказать критик.

Но как бы ни резала слух такая позиция, у нее есть своя база. На глобальном уровне происходит процесс «деавтономизации» бизнеса, включение корпораций в структуру общественных ценностей. Политика ESG, ставшая, по сути, идеологией современности, состоит в том, что компания начинает рассматриваться не в виде отдельной единицы, нацеленной на извлечение прибыли, а в качестве общественного института. Вопрос, на чем предприятие делает деньги, замещается другим: что и какими средствами она дает обществу.

Этика вклинивается в ткань бизнес-процессов и перестраивает оптику рассмотрения корпоративного мира. Инвесторы все охотнее покупают будущее и социальные эффекты бизнеса, а не традиционные физические активы. Россия здесь в более целомудренном положении, чем западный мир, который быстрее идет по пути социализации. Естественно, на корпоративном уровне понятия стерилизуются: вместо жадности или щедрости возникает нефинансовая отчетность компаний, однако ее значение постепенно становится сопоставимым со значением финансовой.

И вновь возникает запрос на институт, который будет гармонизировать подходы рынка с настроениями среды. Где будут находить компромисс экономическая и социальная логика? Естественная платформа для этого – парламент. Хорошо, если бизнес воспримет текущую думскую кампанию в парламент не как ритуальное действие, а как возможность выстроить новый тип отношений с законодателями, которым предстоит трансформировать социальные императивы в законотворческий процесс. С учетом новой социальной реальности Госдума могла бы стать площадкой для диалога всех стейкхолдеров, которые будут искать язык компромисса, если, конечно, сами участники процесса проявят к этому интерес.