Новый глобальный монополизм

Как цифровые платформы стали угрозой для свободной экономики

Прошлый год стал рубежным для антимонопольной политики в ключевых мировых юрисдикциях. В США были возбуждены антимонопольные дела против ключевых цифровых гигантов – Google и Facebook. В Китае под конец года впервые в истории антимонопольного права этой страны начались расследования против Alibaba и ряда других цифровых платформ. В ЕС вышла серия законодательных инициатив, призванных существенно обновить европейское антимонопольное законодательство для учета особенностей цифровой экономики. Все это можно назвать системным изменением в антимонопольном регулировании цифровой экономики в мире. Какие вызовы привели к такому ренессансу антимонопольного права?

Долгое время область информационно-коммуникационных технологий воспринималась государствами и регуляторами как новое явление, которое не вписывается в стандарты индустриальной эпохи. Романтика ранней интернет-эпохи многие годы формировала стилистику отношения к цифровым технологиям.

Такой подход сформировал целую серию правовых презумпций и моделей регулирования, которые в конце 1990-х и начале 2000-х гг. создали максимально комфортные условия для развития цифровых технологий по всему спектру возможных сфер применения – и в США, и в ЕС.

Еще одним фактором, оказавшим существенное влияние на рост цифровых платформ, стало резкое ослабление антимонопольного регулирования, начавшееся в 1980-е гг. Привилегированный правовой режим создал для цифровых гигантов уникальную регуляторную среду для комфортного накопления и удержания рыночной власти.

Стартовая платформа для формирования цифровых монополий была заложена идеологами новой школы (которую принято называть Чикагской). В юридическую практику была внедрена концепция, получившая название примата благосостояния потребителей. В ее основу лег тезис о том, что антимонопольное регулирование должно включаться только тогда, когда монополизация прямо сказывается на благосостоянии потребителей.

Примат благосостояния потребителей понимался в антимонопольном праве таким образом, что низкая или тем более нулевая цена для потребителей стала идеальной индульгенцией для новых бизнес-практик цифровых компаний. Эта смысловая подмена имела одно важное практическое последствие – из обихода антимонопольного права были исключены любые цели за рамками довольно ограниченного спектра вопросов, влияющих на рост потребительских цен.

Сегодня стало очевидно, что цифровые платформы, пользуясь антимонопольной индульгенцией низких или нулевых цен, стратегически резервировали себе доминирующие позиции в новом технологическом укладе. Ключевой вопрос – какова цена, которую платит общество за тактические выгоды от «бесплатных» сервисов цифровых платформ. И одним из очевидных последствий становится стремительный рост дисбалансов мировой экономики.

За последние пару десятилетий процесс цифровизации экономики не привел к росту производительности труда, напротив, рост производительности в последнее время даже замедлился. Глобальная занятость в секторе информационно-коммуникационных технологий увеличилась с 34 млн человек в 2010 г. всего до 39 млн в 2015 г., т. е. доля занятых в этом секторе выросла за тот же период всего на 0,2% мировых трудовых ресурсов. Такой контраст между низким ростом глобальной производительности и занятости, вызванный цифровизацией экономики и взлетом рыночной капитализации глобальных цифровых платформ и контролируемой ими экономической ценности, указывает на то, что этот рост происходит в основном не за счет создания новой ценности, а за счет перераспределения экономических ресурсов в пользу таких цифровых платформ от прочих экономических субъектов.

Возможно, правильное решение можно найти, начав с переосмысления целей и смысла тех правовых институтов, которыми мы пользуемся.

По сути, именно на такой вызов и было призвано ответить антимонопольное право на предыдущем переломе эпох – на рубеже XIX и XX вв., когда оно появилось на свет в США в период активной индустриализации. Его ключевое отличие от других правовых институтов состояло в гибкости и способности адекватно реагировать на вызовы времени. Насколько этот опыт может действительно быть полезным в ответе на вызовы монополизации в цифровой экономике сегодня?

Отсутствие единого глобального режима позволяет в большей степени экспериментировать странам как на национальном уровне, так и на уровне региональных объединений. При этом конкурентное право очень восприимчиво к международной кооперации, а значит, гораздо выше вероятность договориться и синхронизировать меры антимонопольной политики, чем в других более национально ориентированных сферах регулирования.

Одним из многообещающих форматов сотрудничества в антимонопольной сфере является кооперация стран, например БРИКС, или других развивающихся юрисдикций. Страны БРИКС объединяет поиск решений, позволяющих ускорить экономическое развитие, готовность экспериментировать и формировать новые подходы к регулированию глобальной экономики. В каком-то смысле страны БРИКС – это страны, не в полной мере согласные со своим местом в глобальной системе управления мировой экономикой и в этой связи голодные до изменений и экспериментов.