Все знают о пытках

Как система исполнения наказаний сопротивляется контролю и изменениям
На фоне первых российских авиаударов в Сирии особенно неловко сообщать что-то вроде пытки в уральских колониях, о которых вы, конечно же, знаете давным-давно, по-прежнему продолжаются

Еще два дня назад в Екатеринбурге, сидя в тесном кабинете правозащитной организации «Правовая основа», я слушала рассказы бывших заключенных о пытках, избиениях, сексуальном насилии, которым они и их сокамерники подвергались в колониях Свердловской области, в том числе в ИК-2 в Екатеринбурге. О смертях, которые объясняли сердечной недостаточностью или инфекцией. О телесных повреждениях, которые заключенные якобы причиняли себе сами: «заснул и упал со стула» или «совершил акт членовредительства с целью оговорить сотрудников колонии». А потом человек, только что рассказавший, как его насиловали, спросил: «А зачем вы это пишете? Хотите чтобы все узнали? Все это и так знают. Говорят, даже Путин знает».

Сегодня на фоне первых российских авиаударов в Сирии особенно неловко сообщать что-то вроде «пытки в уральских колониях, о которых вы, конечно же, знаете давным-давно, по-прежнему продолжаются». Разве же это новость?

Еще в 2007 г. глава «Правовой основы» Алексей Соколов снял документальный фильм об ИК-2 «Фабрика пыток или педагогический опыт» – он и теперь легко находится в сети. Фильм демонстрирует кадры избиений и унижений заключенных и интервью с бывшими осужденными, многие из которых вышли из колонии инвалидами. С тех пор, рассказывают уральские правозащитники, в колонии мало что изменилось, зато автор фильма успел сам отсидеть три года по обвинению в разбойном нападении: доказательством его вины стали показания осужденных из одной из «пыточных» колоний.

«Только добром надо отвечать на зло, и тогда добра будет больше», – говорит Лариса Захарова, одна из самых активных членов свердловской Общественной наблюдательной комиссии (ОНК). Вместе с коллегой Ольгой Диановой год назад они поставили раскладушки к управлению ФСИН по Свердловской области и объявили голодовку, привлекая внимание к пыткам в колонии № 63 в Ивделе. «И чего вы добились?» – спрашиваю. «Раньше в колонии все молчали и смотрели в землю, а после нашей акции начали разговаривать», – отвечает она.

Одним из самых значительных достижений «медведевской оттепели» был закон об ОНК, открывший двери тюрем перед гражданскими контролерами. Беспрепятственный и безусловный допуск правозащитников в закрытые учреждения системы исполнения наказаний не мог не пошатнуть систему, не заставить ее меняться к лучшему хотя бы в мелочах, отчаянно сопротивляясь глубинным изменениям. Несмотря на проблемы с нехваткой людей и ресурсов, несмотря на инфильтрацию комиссий силовиками, ОНК остаются одним из самых действенных инструментов гражданского контроля.

Как показал опрос, проведенный в августе 2015 г. фондом «Общественный вердикт» и «Левада-центром», несмотря на негативный фон вокруг правозащитников, число россиян, считающих их проводниками реальной юридической помощи жертвам пыток (28%), почти равно числу тех, кто считает, что такую помощь оказывает государство (36%). По данным того же исследования, 7% респондентов сообщили, что либо сами, либо их родственники и знакомые пережили пытки. Чуть меньше половины из них пытались защитить свои права, чуть больше половины предпочли ничего не предпринимать.

Автор – журналист