Пролет моста Кадырова

В 1964 г. власти Нью-Йорка открыли мост Веррацано-Нэрроус, соединяющий Стейтен-Айленд и Бруклин. Это было большое событие: на то, чтобы построить самый длинный подвесной мост своего времени, потребовалось больше $2,5 млрд (в нынешних ценах); в день его пересекает 200 000 машин.

Вскоре после открытия моста жители города заметили, что в название моста вкралась опечатка. Фамилия путешественника Джованни да Верраццано, первого европейца, зашедшего в устье реки Гудзон (в 1524 г.), в честь которого и было названо инженерное чудо, пишется не так, как решил когда-то городской департамент транспорта. Американцы итальянского происхождения почти сразу же обратили на это внимание властей и все это время боролись за переименование.

Но это оказалось непросто. Чтобы закончить огромный инфраструктурный проект, понадобилось пять лет, чтобы исправить одну глупую опечатку, не хватило и 50. Власти города до сих пор не хотят пойти навстречу активистам, потому что перемены обойдутся в несколько миллионов.

Считается, что долговечны камни, но иногда гораздо долговечнее слова, которые написаны на этих камнях. После распада СССР прошло 25 лет, а мы до сих пор живем в топонимической реальности брежневских времен. Визуально страна изменилась до неузнаваемости, но в бытовых целях можно пользоваться схемами 1970-х гг.

Губернатор Петербурга Георгий Полтавченко полагал, вероятно, называя мост именем Ахмата Кадырова, что имя – это не всерьез, был бы мост, а название можно поменять лет через пять, когда чеченские власти перестанут распространять в Петербурге дорогие им фамилии на деньги петербургских налогоплательщиков. Но если это так, то губернатор не прав: и мост превратится в труху, и засыпан будет Дудергофский канал, а место так и останется в памяти как главный губернаторский позор. Потому что, хотя в России и уважают людей, способных наплевать на мнение окружающих, все понимают в глубине души, что этот мост был переименован от слабости, а не из бравады.

Плутарх писал, что благодарные афиняне много столетий хранили корабль спасшего город Тесея, заменяя в нем сгнившие доски – до тех пор, пока старых досок не осталось вовсе. Можно ли считать, что это тот же корабль, спрашивал он. В наше время об этом не приходится спорить. Улица Маросейка останется улицей Маросейкой, даже если поменять на ней за год всю брусчатку, переложить асфальт, перевесить фонари и завезти новых прохожих. А вот сама брусчатка, как бы ни нахваливал ее департамент ЖКХ и благоустройства, живет совсем недолго. И чтобы понять, какой ей отпущен срок, не надо, к сожалению, учить сопромат – это не поможет. В городе, в котором за одну ночь без предупреждения можно разрушить десятки строений, брусчатка не стоит камня, из которого она сделана.

В России ветхая инфраструктура, но еще более ветхая, нежизнеспособная топонимика, придуманная людьми масштаба Полтавченко. И это симптомы одной болезни. Невозможно строить мосты на века, а называть до следующего понедельника.