Затеянная Владимиром Путиным политическая реформа будет идти долго и тяжело

Одна из главных особенностей современной нашей партийно-политической системы – декоративный характер ее акторов, политических партий. Это не случайно, имея в виду ее, системы, три исторических источника.

Первый – это выбор президентской формы правления сначала в СССР, а потом и в России. В его основе лежала убежденность и Михаила Горбачева, и Бориса Ельцина, и групп их поддержки в том, что России нужна крепкая власть, свободная – во время реформ – от шараханий общественности. Сторонники этого выбора не осознавали, что за редкими исключениями президентская форма правления совсем не способствует развитию партийно-политической системы.

Второй политический источник – события 1993 г., когда президент Ельцин распустил парламент, после чего была написана новая Конституция. В старой, несмотря на ее советское происхождение и введение поста президента, сохранялись сильные политические и властные позиции парламента, в новой они были серьезно ослаблены. Когда парламент формирует власть, тогда востребованы и партии, которые за эту власть борются. Если этого нет, то гражданам становится непонятен и смысл существования партий.

И наконец, последний источник, окончательно сформировавший современную политическую систему, – слияние двух партий российской бюрократии, боровшихся на выборах в Государственную думу 1999 г.: «Единство» и «Отечество – Вся Россия». По результатам выборов фактически зародился прообраз двухпартийной системы из двух центристских партий – более либерального «Единства» и претендовавшего на социал-демократическую нишу «Отечества – Всей России». В этом тандеме важным было то, что российская бюрократия, традиционно ориентирующаяся на монолитную власть и по-другому ее не воспринимающая, рискнула разделиться, видя в обеих этих партиях системные силы, не угрожающие ее существованию, а только по-разному представляющие ее интересы.

И это давало надежду на формирование реальной двухпартийной системы в обрамлении партий второго плана. Конечно, такая система не панацея, но она давала возможности для развития конкурентной политической системы, пусть и в рамках ограничений действующей Конституцией.

Формирование единой партии бюрократии – после слияния «Единства» и «Отечества – Всей России» – завело ситуацию в тупик монолитности, когда-то погубившей КПСС.

Однако главное, что определяет состояние любой партийно-политической системы, – не столько ее организационные формы, сколько состояние общества. И все факторы, которые выше перечислены, не сыграли бы той роли, если бы российское общество не находилось в состоянии глубокой прострации, в которое его погрузили реформы 1990-х гг.

Каждый, кто помнит общественное бурление конца 1980-х гг., наверняка задается вопросом: а куда все делось? Ответ прост: людям стало не до того.

Гражданское общество не выдержало тягот наступившего времени и рассыпалось до атомарного состояния. Дополнительный удар по гражданскому обществу нанес разгон парламента, о котором сказано выше, – и 1993-й стал годом «великого перелома» не только в политике и экономике, но и в настроениях граждан. Как признал в одном из интервью нынешний предправления «Роснано» Анатолий Чубайс, а тогда – зампред правительства, в октябре 1993 г. в России пропал «спрос на демократию». А добил этот спрос тот цинизм, с которым власть осуществляла реформы, особенно приватизацию и пресловутые залоговые аукционы.

Цинизм отталкивает от политики большую часть общества, которая впадает в политическую апатию, просыпаясь только в эпоху кризисов, чтобы спросонья устремиться за самыми радикальными призывами.

Не случайно, что в неолиберальную эпоху западную демократию квалифицируют как постдемократию – модель, в которой, как писал создатель этого термина британский политолог Колин Крауч, «несмотря на проведение выборов и возможность смены правительств, публичные предвыборные дебаты представляют собой тщательно срежиссированный спектакль, управляемый соперничающими командами профессионалов, которые владеют техниками убеждения, и ограниченный небольшим кругом проблем, отобранных этими командами».

А как же те люди, которые вышли на Болотную площадь в 2011–2012 гг. с требованиями честных выборов и с тех пор постоянно возвращаются к этой теме? Может быть, они способны стать социальной основой новых политических партий, которые обновят партийно-политическую систему?

Проблема в том, что, как заметил известный российский социолог Александр Бикбов, в их картине мира «недостает твердого интереса к тем вопросам, которые требуют не личного морального, а солидарного политического ответа». А политика, если это именно политика, а не просто сиюминутная реакция на несправедливость, требует четкого осознания социальных целей, которых добиваются ее участники, а уже как результат такого осознания формулируется реакция на те или иные экономические и социально-политические вызовы.

Движения, основанные просто на моральной реакции на несправедливость, могут доставить много волнений властям предержащим, но не способны их сменить, потому что власть строится на социальных интересах. Но проблема в том, что в России в настоящее время нет социальных групп, кроме бюрократии и околобюрократического предпринимательства, осознающих свои социальные интересы.

Так что Россию ждет долгий период общественного созревания.