Худруки между цензурой и ряженым казаком

Слова Евгения Миронова – ответ на недельной давности выступление художественного руководителя театра «Сатирикон» Константина Райкина; Райкин тоже уверен, что не надо общественным организациям бороться за нравственность в искусстве. Оба худрука сходятся во мнении, что нужно объединяться. Евгений Миронов говорит сразу о неформальном органе – чтобы выступать экспертами в спорных случаях, советовать в том числе власти, как воспринимать художественные произведения. Константин Райкин говорит о цеховой солидарности («мы чего, не можем высказаться все вместе?»): недостойно клепать и ябедничать друг на друга, нужно не говорить плохо друг о друге в средствах массовой информации и в тех инстанциях, от которых художники зависят.

По мнению Евгения Миронова, взрослых людей, если они не разбираются в искусстве, уже не научить, надо образовывать подрастающее поколение; по мнению Константина Райкина, «они проплачены, кто борется за нравственность мерзкими незаконными путями», «словами о нравственности, родине и патриотизме прикрываются, как правило, очень низкие цели» и «это на руку только нашим врагам, тем, кто хочет прогнуть искусство под интересы власти, маленькие, конкретные идеологические интересы».

Мимоходом Константин Райкин отодвигает СМИ от участия в дискуссии. Нужно с грустью констатировать, что журналистика у деятелей искусства находится примерно в том же месте, где и власть. Польза от обеих есть или может быть, внутрь творческого процесса их допускать нельзя – как и к оценке результатов этого процесса.

Но власть, если я правильно следую логике Константина Райкина, все-таки куда большее зло, чем журналисты: «Безобразные посягательства на свободу творчества, на запрет цензуры – величайшее событие векового значения в нашей жизни». Худруку «Сатирикона» не нравится, что власть говорит с ним сталинским языком – т. е. директивным; но вряд ли театральным деятелям удастся с этим справиться, если они «выскажутся все вместе». «Не надо делать вид, что власть – это единственный носитель нравственности, – горячится Константин Райкин. – Умная власть платит искусству за то, что искусство держит перед нею зеркало».

Нельзя не согласиться с мыслями обоих известных театральных деятелей – однако нельзя и не подивиться тому, как мало места в их рассуждениях занимают зрители, множество людей, которое, должно быть, могло бы защитить худруков именно своей наличной массой, в том числе и денежной. Не буду и я о них, а лучше посочувствую худрукам, над которыми, с одной стороны, нависает тень цензуры, а с другой – приближается ряженый казак с банкой мочи в руке.