Александр Галушка: «Мы исходим из презумпции невиновности»

Александр Галушка – о будущем Дальнего Востока и оптимальных сценариях развития России
С. Портер/ Ведомости

Для многих дальневосточных предпринимателей назначение Александра Галушки куратором региона стало сюрпризом. До тех пор они знали о нем в лучшем случае понаслышке, хотя Галушка как сопредседатель «Деловой России» работал именно над улучшением предпринимательского климата. Помощь бизнесу Галушка и на новом посту считает своей основной задачей, а о своих начинаниях рассказывает с редким для чиновника энтузиазмом. Буквально на ходу рисует таблицы и схемы, показывающие, что будет сделано, чтобы бизнес почувствовал улучшение жизни. Изображал он и ненужные заборы, которые то и дело возникают на пути инвесторов к льготам и господдержке при неправильном подходе. Что ждет инвесторов на Дальнем Востоке вместо традиционных заборов, Галушка рассказал в интервью «Ведомостям».

– Есть ли четкая стратегия развития региона? Как бы вы ее коротко сформулировали?

– Если коротко, это эффективная интеграция в Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР) и использование его колоссальных возможностей. Именно там расположен экономический мотор всего мира. В XXI в. начинается эра Азии. Доминирование Запада заканчивается. И нам нужно, чтобы динамика АТР конвертировалась в подъем нашего Дальнего Востока и развитие всей России.

– Каким образом?

– Главный вызов, который в этой связи возникает, – это конкуренция стран, условий инвестирования и ведения бизнеса. Как ответить на этот вызов? Создать оптимальные условия для инвесторов, собрав лучшие мировые практики. Такой мы видим основную линию развития Дальнего Востока. Для этого мы в том числе подготовили закон о территориях опережающего развития (ТОР).

Александр Галушка

Министр по развитию Дальнего Востока
Родился в 1975 г. в Клину (Московская обл.). Окончил Институт экономики Московского государственного социального университета.
1995
Системный аналитик в Институте проблем управления РАН
1998
Руководитель Центра менеджмента оценки и консалтинга
2004
Президент НП «Российская коллегия оценщиков»
2012
Сопредседатель координационного совета «Деловой России»
2012
Член экономического совета при президенте России
2013
Назначен министром по развитию Дальнего Востока

– В чем ключевое отличие дальневосточных ТОР от во многом аналогичного механизма ОЭЗ, который в полную силу так и не заработал?

– Для стремительного развития нужны специальные инструменты. Формы могут быть разными – индустриальные парки, территории с особыми условиями, площадки с инфраструктурой, налоговыми стимулами, т. е. дерегулированные и дебюрократизированные зоны. Если есть место, где выгодно и безопасно развивать бизнес, туда инвестор приходит. Мировая практика показывает, что почти половина таких проектов оказалась неудачной. Это инструмент, который требует и достаточно высокой квалификации. Механизм заработает, если применяется инженерное, умное госуправление. Не всегда все выходит с первой попытки. Если сразу не получилось, нужно попробовать еще, испытать разные форматы.

– То есть начинать надо в любом случае с малого: пусть условия ведения бизнеса будут конкурентны хотя бы на отдельно взятой территории...

– Давайте сравним два опыта. У нас уже 23 года, как не стало Советского Союза. С середины 1980-х пошли экономические преобразования. Китай начал изменение своего курса чуть раньше. Сейчас можно посмотреть, какая стратегия была эффективнее. КНР начала с малого. Вначале были созданы четыре особые экономические зоны. Китайская компартия поставила задачу – сделать новые территории максимально привлекательными для иностранного капитала. Под каждую зону писался свой отдельный закон. Ставились невысокие планки: хотя бы ширпотреб производить. Сначала качество хромало, зато теперь практически все делается в КНР. А что у нас? У нас были другие принципы, реформы шли широко, на всю страну. Все познается по плодам. Можно сравнить две стратегии, посмотреть результаты.

– То есть вы вдохновлялись примером Китая и его первых экономических зон?

– Ответственный подход к управлению – государственному или корпоративному – состоит в определении и реализации верных решений. Можно взять за основу чужой опыт, но его нужно переосмыслить для российской действительности. Мы использовали зарубежные наработки как best practice госуправления. Это не только Китай, еще Южная Корея, Сингапур и другие азиатские «тигры». Опыт других стран показал, что, может, нужно начинать с малого, а не менять всю страну.

– Так почему у нас не получилось с ОЭЗ?

– ОЭЗ создавались сами по себе. ТОР формируются под определенные заявки инвесторов. То есть первичен запрос со стороны бизнеса.

– А в ТОР как будет с налоговыми льготами?

– Налоговые льготы – важно, но не главное. Ядро нашего подхода – конкурентоспособность. Мы должны бороться за инвестиции со странами АТР, это непростая задача. Сегодня самые успешные регионы в стране по привлечению прямых несырьевых инвестиций – Калужская, Ульяновская области и Татарстан. Однако у них есть ограничение – они конкурируют за инвестора на внутреннем рынке. Если же инвестор выбирает, где ему разместить экспортное производство – в Китае, в Индонезии или, быть может, в России, – эти регионы не могут предложить ему более успешные условия, чем за рубежом, и тем самым на него повлиять. А в территориях опережающего развития такие условия можно дать. Отправной точкой для формирования привлекательных площадок стал анализ условий ведения бизнеса в странах АТР: например, времени получения тех или иных разрешений, стоимости кВт ч электроэнергии и затрат на подключение к электросетям, затрат на транспортировку стандартного контейнера и т. д. Сравнивались аналогичные условия в разных странах, исследовались лучшие значения по каждому из показателей. Мы поставили цель – интегрировать в российские дальневосточные ТОР лучшие предложения на рынке. И этот принцип отражен в законе.

– Как отбирались площадки?

– ТОР – не просто абстрактное решение по созданию зоны со льготами. Для создания новой ТОР мы проводим полевой аудит дальневосточных регионов, оцениваем экономическую и географическую целесообразность новых зон. Первоначально мы получили от инвесторов и местных властей более 400 предложений по созданию возможных ТОР. Сотрудники министерства объездили все предполагаемые площадки, оценили их перспективность. В результате осталось 15–16 реальных проектов. В феврале были утверждены первые три, в конце апреля – еще шесть. Сегодня у нас по две ТОР в Приморском и Хабаровском краях и в Приамурье. По одной – на Камчатке, Чукотке и в Якутии. Уверен, если бы мы сидели в кабинете и призывали: «Присылайте нам документы», не было бы ни ТОР, ни резидентов, ни инвестиций. Все бы оставалось на бумаге. Плотная работа с регионами и инвесторами непосредственно на площадках приносит свои плоды. Отсюда вывод: инвестиционные возможности надо продавать.

– А как вы их продаете?

– В министерстве работает специальный департамент привлечения прямых инвестиций. Его функционал – общаться с инвесторами, агентами влияния вроде деловых ассоциаций, с экспертами, которых нанимают компании. Быть в определенном смысле консультантами, показать, что работа на Дальнем Востоке может быть привлекательной для развития бизнеса. Мой заместитель, который курирует это направление, показал все визитки, собранные за год. Им не хватило места на столе.

– Но ведь дело не только в количестве контактов...

– Количество переходит в качество – так гласит третий закон диалектики. Чтобы состоялись один-два контакта, нужно постучаться в 100 дверей. Сейчас подписано более 20 инвестиционных меморандумов с иностранными компаниями. Например, все шесть крупнейших торговых домов Японии, несмотря на санкции этого государства против России, готовы быть нашими инвесторами. А в хабаровский ТОР уже зашла компания Baoli Bitumina Singapore – она построит там завод битумных материалов, ориентированный как на экспорт продукции, так и на внутренний рынок.

Дальневосточные миллиарды

Подтвержденные частные инвестиции в дальневосточные ТОРы (территории опережающего развития) составляют 383 млрд руб., сообщил вчера вице-премьер Юрий Трутнев. По его словам, из бюджета потребуется лишь 33 млрд руб. или менее 10% частных вложений, а с учетом вложений из региональных бюджетов получается, что на каждый бюджетный рубль удалось найти 11,6 руб. от частных инвесторов. Всего одобрены девять ТОРов и шесть инвестпроектов, рассказал он (цитаты по government.ru).

Для инвестора важны условия, в том числе уже готовая инфраструктура. Приходя на площадку, он задает четкие вопросы: что с дорогой, с электроэнергией? Закон должен ориентироваться на нужды резидента. Это в том числе нулевой административный барьер. Мы должны быть максимально открыты и настроены на инвестора, быть ему удобными. В чем большой плюс закона о ТОР? Он шел от реальной жизни и потребностей регионов в развитии. К сожалению, зачастую законы трактуются как барьеры, защитные механизмы. Отсюда бесконечные проверки, согласования, отчетности, чрезмерный контроль. Это порочная практика – в попытке поставить заслон трем нечестным предпринимателям закрывается дорога 100 честным. Я бы охарактеризовал это как наследие советского прошлого, это наша общая ментальная проблема. Мы должны бороться с таким подходом. Создавая ТОР, мы поступили совершенно противоположным образом. Стали не ограничивать, а помогать. Например, создали формат работы по принципу одного окна. Уведомили всех инвесторов: если у вас возникают какие-то проблемы, обращайтесь к нам, наша работа – их решать.

– И с проверками тоже?

– Все проверки резидентов ТОР, плановые и внеплановые, можно провести только с согласия Минвостокразвития. Мы исходим из презумпции невиновности. Надо дать возможность бизнесу развиваться, а не создавать ему препоны.

– С правоохранительными органами это тоже согласовано?

– Это норма закона. Мы провели совместную коллегию с Генпрокуратурой. Разъяснили, что делаем и на какую поддержку рассчитываем. Принцип: все соответствующие органы должны согласовать проверку с Минвостокразвития, если предложение необоснованно, мы его отклоним.

– Какие гарантии вы даете инвесторам?

– Бизнесу нужны комфортные условия, а не разговоры. Если доходность высокая, а риски низкие, инвестор приходит. Бизнес волнуют не политические вопросы, а экономика. Иностранные инвесторы нам поверили. Это факт.

– Возможно ли привлечение иностранцев в разработку недр с контрольной долей?

– Ресурсные проекты – особый случай. Они тоже важны на Дальнем Востоке. Например, на Чукотке создается ресурсный ТОР. Его создание поможет запустить разработку целой группы месторождений, создать общую инфраструктуру. Все другие ресурсные проекты существуют вне ТОР. Но, как и другие предложения, они могут получить поддержку со стороны государства. Для этого разработана специальная методика отбора инвестпроектов. Кому объективно необходима помощь в создании инфраструктуры, чтобы проект заработал, эта помощь будет оказана. Мы рассматриваем все представленные заявки, оцениваем их экономическую целесообразность. Есть три критерия отбора: добавленная стоимость, объем частных инвестиций на 1 бюджетный рубль и объем налоговых поступлений. Проекты оцениваются по этим параметрам и ранжируются, после чего принимается решение.

– В этих проектах есть иностранные инвесторы?

– Наш принцип отбора проектов простой: если проект поднимает Дальний Восток, государству он интересен. Чем больше проект дает выгоды, тем он более привлекателен. Соответственно, шансы получить господдержку повышаются. Процедура максимально прозрачна и открыта. Есть ли иностранные инвесторы, не важно. Все зависит от самого проекта и выгоды его реализации.

– В чем основная специфика работы над конкурентоспособностью Дальнего Востока как региона?

– Есть существенные внутренние особенности: при наличии огромного потенциала, ресурсной базы регион не освоен, и людей, к сожалению, мало.

– Реалистична ли активизация внутренней миграции на Дальний Восток?

– Конечно. Нужно создавать рабочие места, обеспечивать людей жильем – например, через субсидирование ставок по ипотеке, реализовывать конкретные проекты и под них привлекать трудовые ресурсы. Сейчас работа идет на уровне профильного департамента министерства. Далее в соответствии с законом о ТОР этим займется специальная структура – Агентство по развитию человеческого капитала. Сейчас оно создается.

Дальневосточный федеральный округ

Включает Республику Саха (Якутия), Приморский край, Хабаровский край, Амурскую область, Камчатский край, Магаданскую область, Сахалинскую область, Еврейскую автономную область, Чукотский автономный округ. Площадь – 6 215 900 кв. км (36,1% территории России). Население (на 1 января 2015 г.) – 6,44 млн человек. Основные показатели развития экономики (2013 г.): ВРП (2013) – 2,81 млрд руб. (5,2% ВВП России). ВРП на душу населения (2013 г.) – 450,13 тыс. руб./год, денежные доходы населения (2014 г.) – 31,91 тыс. руб., индекс промышленного производства (2014 г.) – 105,3%. инвестиции в основной капитал (2014 г.) – 820,1 млрд руб., оборот розничной торговли (2014 г.) – 1,03 млрд руб., среднемесячная номинальная начисленная зарплата (2014 г.) – 40,65 руб. уровень безработицы (I квартал 2015 г.) – 6,6%. оборот организаций (2014 г.) – 5 трлн руб. внешнеторговый оборот (2014): экспорт – $21,4 млрд, импорт – $8,4 млрд, торговое сальдо – $13 млрд. инфляция (январь – март 2015 г.) – 14,86%. госдолг (на 1 апреля 2015 г.) – 18,98 млрд руб., консолидированный бюджет (2014 г.): доходы – 704,6 млрд руб., расходы – 725,2 млрд руб.

– Сколько же структур и институтов нужно для развития региона? Вице-премьер и полпред, министерство, создаются две некоммерческие организации – по привлечению инвестиций и кадров, фонд, корпорация развития...

– Важно, чтобы ресурсы были адекватны решению задач. Если они избыточны, это вредит делу. Проект развития Дальнего Востока реалистичный, но сложный. Некоммерческие организации – это компактные группы со своим четко очерченным функционалом под четкие задачи. Наша цель – передать им часть сервисных функций, которые мы временно, как министерство-стартап, взяли на себя. Всего у нас четыре института развития, и каждый из них содержит по одной ключевой функции. Первая – привлекать инвестиции, непосредственно работая с инвесторами. Этим должно заняться Агентство по привлечению инвестиций. Там будет всего 60 человек. Сейчас мы привлекаем инвесторов собственными силами. Иностранным игрокам непривычно, что власть, которую для них воплощает министерство, работает как сервисный центр. Нормальная мировая практика, когда создается специальная структура. Для министерства неестественно исполнять эту роль. Так же и с Агентством по развитию человеческого капитала – оно будет иметь сервисный функционал, плотно взаимодействовать с резидентами ТОР. Агентство по развитию человеческого капитала и привлечению трудовых ресурсов должно решать конкретные задачи: перемещение человека из точки А в точку Б и развитие его трудовой карьеры. Корпорация развития Дальнего Востока уже создана, это управляющая компания ТОР, она – хозяйствующий субъект, застройщик и эксплуатант инфраструктуры ТОР, а также единое окно для резидентов. Фонд же в нашей системе – это финансовый институт развития.

– В связи с секвестром бюджетных расходов финансирование развития Дальнего Востока было сокращено?

– По нашей линии, как у всех, – на 10%. Несмотря на общее сокращение финансирования, мы изыскиваем возможности для развития регионов. Мы очень рассчитываем на новую модель работы Фонда развития Дальнего Востока. Например, чтобы использовать поступления от НДПИ наравне с другими налогами для докапитализации фонда. Эта схема позволит естественным образом сфокусировать его на инвестициях в инфраструктуру. Благодаря этому инвестор запускает проект и потом дает налоги – деньги, которые должны вернуться в фонд. Сейчас мы обсуждаем параметры этой схемы с Минфином.

– Планируются ли льготы по НДПИ для всех дальневосточных проектов?

– В ТОР льготы предусмотрены самим законом. Но многим месторождениям и льготы не нужны – проекты и так запустятся. Подход должен быть индивидуальным.

– То есть с таким подходом вы не будете заниматься проектами, которые и так запустятся: Наталкинским месторождением, например?

– Мы открыты для любого инвестпроекта. Есть проекты, которым нужны не бюджетные инвестиции, а другая поддержка, мы готовы ее предоставить.

– Насколько местные власти готовы работать с инвесторами в вашем формате?

– Новое качество работы региональных управленческих команд – один из наших приоритетов. Мы с Юрием Петровичем [Трутневым] начали свою работу в момент небывалого наводнения на Дальнем Востоке. Это была предельно прикладная работа: оказать людям помощь, разместить их в тепле, чтобы они перезимовали, построить жилье, выплатить компенсации. Когда мы с местными управленческими командами это сделали, стало ясно, что можно взаимодействовать качественно по-другому: быстро выдавать разрешения на строительство и строить с другой скоростью, оперативно решать вопросы людей. Паводок показал, что новое качество работы региональных властей достижимо. Сейчас мы обсуждаем с ними ту часть инвестиционного климата, которая находится в их зоне ответственности, и сравниваем показатели, например, по скорости процедур. Лучшие практики должны стать общим правилом. Сегодня – лучший результат, завтра – норма. Это и образовательная работа, и административные и кадровые решения.

– Арест губернатора Сахалина сказался на настроениях инвесторов? Это их не отпугивает?

– От инвесторов мы никакой негативной реакции не слышали. Есть ясный информационный сигнал, что любой высокопоставленный государственный деятель может быть подвергнут уголовному преследованию. Все же понятно. Примеры других стран показали, что это приносит лишь пользу.