«Формула новой демографической стратегии называется «народнение»»
Президент «Ромира» Андрей Милехин о том, как увлечение западными экономическими моделями сделало деторождение «неестественным»
На сегодняшний день вопрос улучшения демографической ситуации в России является краеугольным для страны и властей. Принимается множество мер, которые по задумке государства должны замотивировать женщин рожать: выплаты молодым мамам при беременности, маткапитал, льготы при покупке жилья. О том, насколько принимаемые властями решения эффективны, почему современные экономические модели делают рождение детей «невыгодным» и смогут ли мигранты улучшить демографию, – рассказал в интервью «Ведомости. Аналитике» президент Института человека «Ромир» Андрей Милехин.
– Давайте начнем с позитивного: раз мы об этом говорим, значит, осмысление уже идет. Перечисленные вами инициативы и меры поддержки государства, регионов, институтов развития, очевидно, помогают многим семьям. Но без ответов на базовые вопросы реально сдвинуть ситуацию, остановить нарастающий демографический кризис не получится. 70 лет мы жили в одной идеологии – по книжкам, которые не у нас родились, и в целом являли собой не очень проработанный социальный эксперимент. А последние 30 лет нас убедили, что Россия – часть той цивилизации, где всё давно прописано по-английски. Вполне логично, что западный мир стремительного старения потянул и нашу демографию в тартарары. Мы понеслись в мрачный мир отрицания и бесплодия, столь провидчески описанный еще в прошлом веке в антиутопии «Дитя человеческое» [Филлис Дороти Джеймс].
Сама идея капитализма, популизма, западной экономикоцентричной модели развития общества в принципе детей не подразумевает. Собственно рождение нового человека, его воспитание и образование в условиях рынка – дело крайне невыгодное. Пока мы не перестанем рассматривать это чудо зарождения, развития и стремление к вечности через призму материальной выгоды, мы из этой удавки не выскользнем. Для меня вся эта ситуация – нарушение базового человеческого инстинкта продолжения рода, что во всех мировых религиях, тысячелетиями регулирующих нашу жизнь, прописан первой строкой.
– Любая адресная помощь молодой семье – это по определению благо. Но мы загнали себя в эксперимент, где основная нагрузка за содержание и развитие детей ложится на обособленные молодые семьи, выживающие в каменных джунглях. Это очень серьезная ответственность, которая касается здоровья ребенка, возможности формирования из него полноценной личности, субъекта деятельности. Сегодня надо помогать каждой семье в их конкретной жизненной ситуации. Но гармонично подменить тысячелетиями сформированные традиции невозможно.
– Рождение ребенка всегда и везде проходило в ситуации большой семьи, вертикального и горизонтального общения, поддержки и передачи опыта. Это был не индивидуальный акт, а фактически воспроизводство первичного социального домена, базового элемента для формирования рода, народа, Родины. Нас затащили в индивидуализм, прикрываемый метаниями в абстрактные личные свободы. <...>
Эксперименты начались практически сразу с 1917 г. Помните, сколько было «революционных» подходов в половой и семейной сфере? От самых экстремальных быстро отказались, но государство продолжило активно брать на себя функции большой семьи в период индустриализации и урбанизации: коммуналки и общие кухни, женские консультации и детские сады, даже комнаты матери и ребенка. Кстати, а папы где? В какой-то степени государство взяло на себя функцию усреднённого и гарантированного социального обеспечения и воспитания. Но наступает 1991 г., и государство, для большинства граждан неожиданно (вспомним последний советский референдум), стало капиталистическим, размыв те институты, которые подменяли традиционную семью в течение 70 лет, и хоть как-то развивались и обеспечивали базовое социальное воспроизводство.
Государство забрало и функцию отца. Функцию воспитания у старшего поколения перенесли в садики и школы. В этом есть и ограничение, и плюс, потому что это обеспечивает широту знаний, возможности, охрану здоровья, социализацию. Но не все в семье происходит. Социальные и образовательные институты давали широту знаний, новые возможности, базовую охрану здоровья, следующие этапы социализации. Социализация проходит далее еще несколько этапов, важно вовремя войти в группу сверстников, учебный, а далее трудовой коллектив. Ведь, безусловно, не всё в одной только семье происходит, но с неё все начинается.
– В Советском Союзе отец стал не нужен: до этого защитой семьи и домостроем (т. е. хозяйствованием) занимался именно мужчина – отец, дед, а стало – государство. Я говорю не про конкретного отца, а про его функцию в большой семье.
Вспомните, как называли руководителя СССР, прожившего дольше всех? «Отец народов». Для меня это особенно болезненно, потому что я ни одного своего прямого кровного предка по мужской линии не застал. Все они сгорали в революциях и репрессиях, войнах и подвигах.
Мы начали один социальный эксперимент, потом бросили его наработки, в том числе успешные, попытались жить как «они», западное общество, с протестантизмом в голове и примитивным нуклеарным типом семьи. В итоге наша социальная структура просто начала разваливаться. Сегодня надо прилагать усилия к тому, чтобы все-таки понять, в чем основа нашей цивилизации и где реальное развитие, какие базовые институты тысячелетиями справлялись и требуют бережного отношения, за счет чего идет реальное повышение качества жизни и прогресс.
– Конечно, этот институт до конца не разрушен, иначе нас просто не было бы. Но здесь важно не статичное его состояние, а тренд. Да, многие семьи общаются, но, если мы возьмём большие города, то второе-третье поколение – уже нет. Мегаполис как институт сверхурбанизации прямо предназначен для разрыва традиционных социальных связей и сборки новых, он по-другому просто не может работать. И первой в жертву мегаполису идёт многопоколенческая семья. Мы должны это осознать. Нам необходимо остановить размытие института большой семьи и через призму первичного смысла – рождения и формирования нового человека – рассматривать любые модернизации.
– Бабушка не должна просто приходить посидеть. Тысячелетиями, повторяю, в традициях нашей классической семьи ответственность за внуков брали старшие поколения. Ровно для того, чтобы в том числе освободить трудовые руки, передать внукам опыт и привести их к вечной цепочке родовых связей. Это переходило в смыслы, мировоззрение, ощущение общей поддержки. И хорошо, что у нас это сохранилось. Приоритетное расселение, да и в целом жилищная политика должны подразумевать близость к земле и родным.
Мы зачастую судим поверхностно о каких-то других этнических группах. Но много русских могут назвать три поколения своих прямых предков? Не много. А у тех же степняков или горцев, если ты не знаешь семь поколений, – тебе позор! Многие рода там до десяти-двадцати своих колен знают, потому что для них это важно. Это не наша вина, это наша беда, что нас, собирательно русских, так разбросало и перемолотило за сто лет. Жестокий и беспощадный был наш плавильный котел, но тут точно не надо себя жалеть, нужно чтить память, сохранять успешное и быстрее двигаться в будущее.
Сейчас многие стали заниматься генеалогией семьи. Мне удалось восстановить все свои корни до середины XIX века. По некоторым ветвям до XVI-XVIII века. Хочу, чтобы дети, внуки понимали ответственность за общую историю и знали своих предков. Они честно служили и учили. Все мужчины были защитниками и строителями, а женщины – учителями. Для меня это основа и счастье – полторы тысячи прямых родственников.
– В очень тонкую тему мы здесь вторгаемся. В нашей стране, имеющей традиции полиэтнического многоконфессионального общества, надо четко понимать, о чем мы говорим. Внешней миграцией демографические проблемы решить невозможно, их можно временно отложить, если есть средства привлекать трудовые руки. Но так же очевидно, как только эти люди начнут пускать корни, они либо примут образ коренного населения, включая падение рождаемости, и нагрузка на социальную инфраструктуру удвоится. Либо, что ещё хуже, начнут выстраивать свои анклавы.
Однако наша цивилизация всегда жила, как сплетение различных этнических групп. Михаил Васильевич Ломоносов в первом описании истории Руси, ссылаясь на доступные тогда источники, утверждал, что русские есть смешение восточных и северных славян с чудью. Опустим пока вопрос, кто были эти северные славяне, но процесс ассимиляции на евразийском пространстве шёл всегда. Важно, чтобы, впитывая опыт и культуру племен и народов, мы твердо стояли на своей земле и традиционных семейных ценностях.
– Надо посмотреть на возможности миграции шире. Миграция – это не только потоки низкоквалифицированных трудовых ресурсов. Это и возврат соотечественников, и приглашение квалифицированных специалистов, разделяющих наши базовые ценности, и поддержка соседей в ситуациях природных, техногенных катастроф. А «умная миграция»? Тот же Запад сделал культ из своего образования. И помимо вспомогательной рабочей силы, они в первую очередь пытаются выкачивать из развивающихся стран молодые, амбициозные мозги. Надо вернуть престиж нашего образования, нашей культуры, в том числе, вспомнив позитивный опыт Советского Союза. Тогда, кстати, огромное количество иностранцев учились на русском языке. Мы не только пополняли собственные ряды специалистов, но и укрепляли элиты стран-соседей и союзников лидерами, впитавшими наши базовые ценности.
В целом, нужно шире осмыслить не только мировой исторический опыт, но и наш региональный. Мы имеем ряд субъектов Федерации, где консервативные традиции до сих пор бережно сохраняются. В ряде регионов Поволжья, на Алтае, Кавказе сохранились приемлемые показатели рождаемости. Почему? Это сохранение кровно-соседской общины (которая, кстати, еще сто лет назад доминировала и среди всех исторически русских регионов), высокая религиозность, проживание в частных малоэтажных домах.
– У многих регионов России своя специфика. Когда мы обсуждаем, есть ли вообще универсальное средство для конкретной женщины, для семьи, города, нужно понять, что даже если пытаться сформировать какую-то общероссийскую демографическую стратегию, нам все равно ее придется приземлять не просто в каждый регион, но вплоть до каждого конкретного города, деревни и в итоге – семьи.
Но начать можно с обобщения. У «Ромира» есть Лонгитюдная система – это фактически модель общества. Через изучение домохозяйств мы имеем возможность наблюдать, как меняется социальная структура России, и мы видим, что в стране есть как минимум 4 разных демографических кластера. Они формируются на основе ряда базовых компонентов – стационарности населения, уровня урбанизации, экономического развития, преобладающей религии, социальной и культурной среды, качества социальной поддержки и здравоохранения, и, конечно же, базовой типологии семьи. Формула новой демографической стратегии, которая в нашем экспертном сообществе называется просто и по-русски «народнение», как раз учитывает ряд этих факторов.
Несколько лет назад по инициативе АСИ я участвовал в формировании доклада «Горизонт 2040». Именно проработка мировых практик и восстановление базовых цифр позволили нам обозначить основные направления выхода из глобальной проблемы резкого сокращения рождаемости и стремительного старения населения в урбанизированных обществах. Если кратко, народнение – это комплексный подход к рождению, воспитанию и расселению, занятости людей, в основе которого лежат традиционные ценности, культура, география и другие особенности нашего народа. Факторы, которые влияют на народнение страны – это не только улучшение социальных аспектов, финансовая поддержка семей. Это повышение качества здравоохранения, укрепление значения традиционных религий, повсеместное развитие русского языка.
Отдельно отмечу, что нам необходимо принципиально пересмотреть планы пространственного развития, градостроительных решений. Еще сто лет назад административно-территориальное деление страны было основано именно на демографических принципах, теперь же оно скорее результат множества сомнительных переделов и компромиссов, часть из которых с точки зрения стратегии развития выглядят, мягко говоря, ошибочными. Всё, чем мы можем управлять, должно рассматриваться через призму развития многопоколенческой, многодетной семьи и через стратегию восстановления государства-цивилизации.
– Отрыв от земли – большое испытание, особенно для тех, кто на ней вырос. Концепция шести агломераций ведет к сверхконцентрации людей. Это разрушает деторождение и делает нас уязвимыми ко всем катаклизмам. Не я придумал шесть агломераций, закрытие и оптимизацию образования, укрупнение федеральных университетов. Мы срываем людей с места, нарушаем социальные связи. Родителям придется в одиночку брать ответственность за своих детей, государству неизбежно придется их поддерживать.
Для России осмысленная расселенность и стационарность стратегически важны. Мы обладаем огромным ресурсом, огромной территорией, окружающими морями и ближним космосом. Нам надо не только удерживать наследие предков, но и продолжать питаться через эти корни, осваивать, развивать пространство. Надо активнее изучать международный опыт: как сочетать возможности, качество жизни, инфраструктуру, которую невозможно растянуть на всю нашу территорию, 70% которой фактически непригодны для проживания. Придется вспоминать свой опыт, искать новые решения: субурбанизация, посёлки городского типа, магистральное расселение, академгородки и многое другое.
У меня нет единственно правильного и быстрого ответа, как решить проблему демографии, есть базовый вопрос: «Что для нас важно?». Оптимизировать любой ценой экономику, получить концентрированный образец уровня жизни в паре мегаполисов, или всё-таки приумножить народ – «народнять» страну? К сожалению, демографический цикл – минимум одно поколение, и быстро всё решить даже в теории не получится, ситуация давно запущена. Очень многие вещи требуют нового переосмысления, надо быстро и глубоко моделировать ситуацию, проводить контролируемые социальные эксперименты. Не наживую, не на людях, – у нас общество и так всё в шрамах. Чтобы понимать, что с нами происходит, требуется в том числе серьезно модернизировать социальные науки, изъять из них западные мантры, вернуть в них русский язык.
– Да, это важно. Никогда не забуду: на международных съездах иностранцы часто спрашивали, почему мы никак не можем забыть войну? Простой ответ. Спрашиваю в аудитории жителей постсоветского пространства: «Поднимите руку, у кого во всех этих переворотах, революциях, войнах погиб прямой предок?». Обычно все поднимают руку. Для иностранцев это был шок. И в то же время, когда «Ромир», опрашивая жителей России, задает вопрос: «Кто по именам знает своих прадедушек и прабабушек?». Менее четверти россиян могут назвать их имена. Ситуация меняется, для нас это правда становится важно – история страны, рода, семьи. Не модно, а действительно важно, мы хотим к этим корням прильнуть и выразить уважение предкам. Но для чего? Чтобы дальше сад расцветал, а не просто корни поливать.
Ценность осознания кто есть реальные «мы», создает платформу для формирования образа общего светлого будущего. И именно этот фактор имеет наибольшее значение для повышения рождаемости, для расцвета страны. А для того, чтобы вдохновиться этими образами, я всем рекомендую читать нашу фантастику, она удивительно оптимистична и фактически предлагает сценарии будущего. Классическая фантастика и часть современной литературы являются источником мощных идей. Рекомендую чтение как классиков – Беляева и Толстова, Стругацких и Ефремова, Обручева и Адамова – так и целую плеяду современных авторов. Отмечу значение детской литературы, фантастики и сказок, это важный инструмент формирования смыслов и морали у детей, собственно, у тех, кому жить в будущем. Но будет ли оно светлым, зависит уже сейчас и от нас с вами.
Процитирую замечательную мысль из последней экранизации Кира Булычева «Сто лет тому вперед»: «Чтобы влиять на будущее, надо делать что-то прямо сейчас. Даже для того времени, которое пока очень далеко. Потому что там точно будут те, кого ты любишь!».