Владислав Соловьев: En+ заявляет, что никогда не владела "Русснефтью", а только управляла ею

– Мы считаем, что в течение ближайших 10 лет мир постепенно начнет переходить от традиционной генерации на другие виды энергии, в том числе из-за ужесточения экологических требований. И будущее в первую очередь за атомной энергетикой. Мы создали СП с «Росатомом» для проектирования и строительства атомного реактора нового поколения на быстрых нейтронах. Наша конечная цель – компактная реакторная установка мощностью 100 МВт, которая согласно нашим планам будет представлять собой цельный моноблок со встроенными системами безопасности. Из таких блоков можно будет собирать «по принципу конструктора» энергоблоки АЭС любой мощности, кратной 100 МВт. Мы рассчитываем, что после начала серийного производства таких моноблоков себестоимость строительства 1 кВт установленной мощности небольших АЭС будет сопоставима с показателем для угольных станций, себестоимость производства электроэнергии на таких АЭС существенно ниже, а выбросы СО₂– нулевые. Этим наши планы в атомной энергетике не ограничиваются – мы находимся в стадии активных переговоров с «Атомредметзолотом» о создании СП по разведке и добыче урановых руд. Одна из наших компаний уже получила лицензию на обращение с радиоактивными материалами.

Владислав Соловьев азартно рассуждает об экспериментах Альберта Эйнштейна по перемещению материи во времени и пространстве, о тайне исчезновения эсминца «Элдридж». Но когда речь заходит о бизнесе En+ Group, Cоловьев становится серьезным и осторожным в формулировках. Олег Дерипаска создал группу в 2005 г., передал ей главную жемчужину своей империи – UC Rusal, а также сибирские энергоактивы и поставил сложную задачу – стать глобальной энергометаллургической компанией. Соловьев пытается выполнить это с 2008 г., когда Дерипаска назначил его гендиректором En+. Теперь Соловьев ломает голову, где найти альтернативные источники по финансированию проектов, например, вслед за UC Rusal провести IPO холдингов группы – «Евросибэнерго», SMR, а потом, возможно, и самой En+.

– У вас было очень бурное начало года. Сразу после праздников началось роуд-шоу UC Rusal. Трудно было уговаривать покупать ее акции? Инвесторы из Азии о ней, наверное, ничего не знали?

– К моменту IPO нас уже хорошо знали, ведь компания работает на рынке Китая, у нее есть несколько крупных контрактов. Были единичные случаи, когда потенциальные инвесторы задавали базовые уточняющие вопросы. Но были и инвесторы, которые нас изучили настолько глубоко, что приходили на встречи с презентациями по UC Rusal и показывали, какая у компании должна быть справедливая оценка. У меня есть друг детства, который живет в Гонконге. Когда мы начали роуд-шоу, он мне позвонил с вопросом: «Наверное, ты здесь? Тут каждый таксист говорит об IPO UC Rusal». Китайцы очень серьезно относятся к деньгам и инвестициям. Они быстро разбираются в том, что выгодно.

– Долг UC Rusal в $15 млрд инвесторов не беспокоил?

– Вопросы возникали. Но компания успешно завершила реструктуризацию долга: он пролонгирован до конца 2013 г. с правом продления еще на три года – и UC Rusal в состоянии его обслуживать. Данная ситуация полностью устраивает инвесторов.

– В чем ваша роль в роуд-шоу заключалась?

– Я являюсь членом совета директоров UC Rusal и генеральным директором компании, которая владеет основным поставщиком электроэнергии UC Rusal – «Евросибэнерго». У инвесторов были вопросы про энергетику, особенно в связи с аварией на Саяно-Шушенской ГЭС. Их очень волнует стабильность энергосистемы Сибири, где расположены основные заводы UC Rusal. Также были вопросы и по корпоративному управлению – интересовало, как En+ осуществляет контроль над компанией. Наша доля в UC Rusal после IPO снизилась до 47,59%, но мы все равно остаемся мажоритарным акционером. Кстати, это важно для инвесторов, особенно из Азии, где наличие мажоритарного акционера в компании – обычная практика.

– Почему, с вашей точки зрения, UC Rusal так высоко была оценена во время IPO?

– Наши преимущества очевидны. У нас самая низкая в мире себестоимость производства алюминия и большие возможности роста, особенно в Сибири, где мы строим Богучанский и Тайшетский алюминиевые заводы. У нас дешевая электроэнергия, причем она чистая с экологической точки зрения, а ее источник является возобновляемым, а значит, устойчивым в долгосрочной перспективе. Месторасположение – это тоже одно из наших преимуществ. Точек долгосрочного роста алюминиевой промышленности в мире, по сути, всего две – это Россия и Ближний Восток. Но арабский мир больше ориентирован на Индию, а мы как раз на Китай.

Могу перечислить еще несколько конкурентных преимуществ компании: это и программа по сокращению издержек, производственная система, а также собственные технологии и научные разработки. Благодаря этим аргументам мы и смогли так успешно провести размещение. И считаю, что у акций UC Rusal огромный рыночный потенциал.

– В новогодние праздники у вас случилась еще одна сделка: «Русснефть» вернулась к прежнему собственнику – Михаилу Гуцериеву. Зачем вы вообще решили купить «Русснефть» и почему все так закончилось?

– Могу напомнить, что «Русснефтью» мы никогда не владели, а лишь участвовали в управлении компанией. В 2007 г. была заключена сделка с Михаилом Гуцериевым. При этом было согласовано отлагательное условие: сделка закрывается, если к 1 января 2009 г. получены все необходимые одобрения от госорганов. Этого не произошло, и сделка была автоматически расторгнута. Еще примерно год ушел на все процедуры, связанные с расторжением.

– Как же вы вели переговоры с «Газпром нефтью» о продаже «Русснефти» весной 2009 г.?

– «Газпром нефть» интересовалась активом, но переговоры о ее продаже мы не вели.

– Почему чиновники все же не одобрили вашу заявку на «Русснефть»?

– Я считаю некорректным комментировать действия государственных органов.

– А деньги за «Русснефть» – около $2,8 млрд, по неофициальным данным, – Гуцериев от вас все же получил в 2007 г.? И правда ли, что вы вышли в ноль из этой сделки?

– Мы не комментируем коммерческую сторону сделки. Могу только сказать, что обе стороны остались удовлетворены результатом.

– Многие говорят, что вы управляли «Русснефтью» неэффективно, ее добыча упала.

– Я не согласен с таким мнением. В ситуации, когда вы не владеете компанией, ваши возможности всегда сильно ограничены. Ведь для любой компании, особенно добывающей, нужна долгосрочная стратегия, а в ситуации, когда нет понимания, кто будет собственником актива завтра, практически невозможно такую стратегию разрабатывать. Но если вы посмотрите на показатели «Русснефти», то увидите, что в 2008 г. добыча увеличилась. В сложный кризисный 2009 год действительно произошло некоторое падение добычи, но принципиально в лучшую сторону изменились финансовые показатели компании. Была реализована масштабная антикризисная программа, мы добились снижения себестоимости добычи нефти на треть, переработки – на 25%. Это лучшие в истории «Русснефти» показатели. В итоге, думаю, что прибыль «Русснефти» в кризисном 2009 году будет примерно такой же, как в 2008-м, когда цены на нефть были максимальными. В 2009 г. был подготовлен план по бурению, который останавливал падение добычи и постепенно выводил бы компанию в рост к 2010–2011 гг.

Актуальные IPO

– Как кризис отразился на En+, повлиял ли он на стратегию компании?

– Принципиально наша стратегия не изменилась – в течение 5–7 лет мы хотим стать глобальной диверсифицированной энергометаллургической компанией. Однако кризис подтолкнул нас к пересмотру ключевых направлений инвестиций – мы сфокусируемся на энергетике, включая атомную и альтернативную, и проектах в горнодобывающем и металлургическом секторе. Кроме того, мы намерены развивать новое для России направление бизнеса, связанное с торговлей квотами на выбросы СО₂. От развития нефтегазового направления после расторжения сделки с «Русснефтью» мы отказались, пересмотрели и подходы к магниевому бизнесу, нескольким зарубежным проектам.

– То есть принадлежащую En+ Объединенную нефтяную группу будете продавать?

– Если будет интересное предложение, воспользуемся им. Но мы никуда не торопимся – это хороший прибыльный актив, особенно при нынешних ценах на нефть, и нас вполне устраивает, как он работает.

– Главная ваша компания – UC Rusal – сейчас дивиденды платить не может. Где же деньги брать будете?

– Во-первых, давайте вспомним, что En+ – это не только UC Rusal. У нас есть крупнейшая российская частная энергетическая компания «Евросибэнерго», сейчас мы в процессе перевода в En+ компании SMR, занимающей 12% мирового рынка ферромолибдена. Они финансово устойчивы и тоже зарабатывают деньги. Во-вторых, мы рассчитываем получить средства от продажи непрофильных активов. Например, недавно выгодно продали доли в Соликамском магниевом заводе (38,9%. – «Ведомости») и монгольской геологоразведочной компании Gobi Coal & Energy. Наконец, остается актуальным вопрос IPO – как для компаний группы, так и для самой En+.

– Как и у UC Rusal, эти IPO будут в Гонконге? К примеру, недавно гонконгские СМИ сообщили, что такую сделку готовит SMR...

– Действительно, учитывая успешный опыт UC Rusal, Гонконг является для нас одной из приоритетных площадок, которую мы будем рассматривать для размещения. Там мы можем быть выше оценены, в том числе за счет частных инвесторов. Но о конкретных размещениях и их параметрах я говорить не могу.

– UC Rusal решила проблему долга, En+ – тоже. А другие ваши компании?

– Ни у одной из наших компаний сейчас нет проблем с обслуживанием долга. En+ реструктурировала все свои кредиты на $1,05 млрд до конца 2013 г. Мы надеемся в течение двух лет достичь показателя 2,5–3 отношения долга к EBITDA. Думаю, что сможем досрочно погасить этот кредит, в том числе за счет средств от продажи непрофильных активов En+. У «Евросибэнерго» есть долгосрочный заем в Сбербанке на $1,5 млрд, который не требовал реструктуризации, никаких проблем с его обслуживанием нет. Компания финансово устойчива, ее доходность существенно выше по сравнению с другими частными российскими энергокомпаниями. А SMR в ближайшее время подпишет соглашение с кредиторами о реструктуризации долга на $120 млн на условиях, схожих с En+.

– Какая ставка сейчас по реструктурированному кредиту En+?

– Точную цифру не раскроем, но могу сказать, что она средняя по рынку. Выплаты по кредиту разбиты на два транша. По одному траншу ставка полностью капитализируется. По второму – та часть, которую мы сейчас платим, небольшая – LIBOR + 2%. Благодаря качеству залога – 15% акций UC Rusal и 25% акций «Евросибэнерго» – ставка по кредиту комфортная.

– По условиям соглашения с банками-кредиторами в совет директоров En+ должен войти независимый директор. Вы уже нашли такого?

– Да, это Филипп Мэлфей (сейчас – независимый финансовый консультант. – «Ведомости»). Также заседания совета будет посещать представитель синдиката банков-кредиторов. Он будет присутствовать при обсуждении всех вопросов, связанных с финансами.

«Ключевой вопрос – надежность»

– Как вы намерены развивать энергетический бизнес En+?

– Осенью мы консолидировали наши энергоактивы в ОАО «Евросибэнерго» и де-юре создали крупнейшую частную энергетическую компанию в России с мощностями почти в 20 ГВт, три четверти из которых приходится на гидростанции. Следующий этап – реализация масштабной инвестпрограммы, предполагающей строительство примерно 5 ГВт новых высокоэффективных энергомощностей – как в Сибири, так и в европейской части России. Из ближайших проектов – новый энергоблок на 400 МВт на Автозаводской ТЭЦ в Нижнем Новгороде.

– После аварии на Саяно-Шушенской ГЭС Ростехнадзор проводил проверки на других станциях – есть ли у них аварийные выходы для персонала, что с оборудованием и т. д. К «Евросибэнерго» были претензии?

– Состояние наших энергоактивов не вызывает никаких нареканий и тревоги. На Красноярской ГЭС уже полностью реконструированы девять из 12 гидроагрегатов, на Братской ГЭС в июле завершится проект замены рабочих колес. После аварии на Саяно-Шушенской ГЭС мы сами, не дожидаясь Ростехнадзора, провели внутренние проверки. Наши инженеры были на СШГЭС, разбирались, что там произошло. Поэтому вопросы [от чиновников] были минимальны – к приходу Ростехнадзора все уже было сделано. Был решен вопрос с дополнительными независимыми источниками питания собственных нужд станций, чтобы при ЧП они могли обеспечить себя энергией сами: мы сейчас полностью обеспечены дизель-генераторами с резервными запасами топлива. Была проанализирована скорость закрытия и открытия аварийных затворов на ГЭС. Проведены тренировки и учения. Изменены некоторые алгоритмы работы агрегатов – чтобы они не выходили на закритические режимы. Изменен был и регламент обходов и осмотров оборудования станций. Были и мелкие недочеты, которые мы после аварии выявили и исправили.

– Сколько стоили все эти мероприятия?

– Несколько десятков миллионов долларов по всей системе, включая мероприятия, которые были заложены заранее, в том числе по замене оборудования. Мы вообще пересмотрели программу ремонтов и внутреннюю стратегию «Евросибэнерго» – будем больше инвестировать в замену техники, повышение надежности. Ведь проблема энергосистемы была в том, что в какой-то момент действительно больше внимания уделялось коммерческой составляющей. Сейчас ключевой вопрос – это надежность.

– Много было примеров – после терактов, например, – когда первые месяцы люди следили за безопасностью перманентно, а потом чувство опасности притуплялось. По-вашему, надолго хватит «эффекта» Саяно-Шушенской?

– Человек, к сожалению, действительно так устроен, что, когда происходит трагедия, он тут же начинает быстро что-то делать. Но я считаю, что эффекта хватит надолго: это сильное потрясение. Кто мог представить, что на гидростанции такое может случиться? Главное, что государство обратило пристальное внимание на вопросы надежности, на регламентирование разных видов работ и очень серьезно задумалось над нормативной базой в этом вопросе.

– После аварии «Базэл» предлагал правительству разные варианты по сибирским ГЭС – например, передать СШГЭС в управление или модернизировать соседнюю Майнскую ГЭС в обмен на долгосрочный контракт на поставку энергии с UC Rusal. Есть ли реакция?

– Никакой письменной реакции пока нет, но мы ведем диалог и обсуждаем эти вопросы.

– Накануне IPO UC Rusal заключил долгосрочные контракты на поставку электроэнергии со станциями «Евросибэнерго». Выгодны ли они поставщикам энергии – Красноярской ГЭС и «Иркутскэнерго»?

– Контракты выгодны и UC Rusal, и энергетикам: они позволят компаниям развиваться сбалансированно. Цена энергии привязана к цене алюминия на LME, и уже сейчас при текущих котировках алюминия около $2200 она выше, чем была в 2009 г. Прибыль «Евросибэнерго» будет увеличиваться при дальнейшем росте цен на металл, ведь себестоимость гидрогенерации очень низкая. По нашим прогнозам, уже в 2011 г. «Евросибэнерго» заработает на продаже энергии UC Rusal свыше $800 млн, это более чем двукратный рост по сравнению с показателем 2008 г. Крупные объемы и стабильный график потребления повышают надежность работы всей энергосистемы.

– Контракты не выносились на одобрение акционеров «Иркутскэнерго» и Красноярской ГЭС. Почему?

– Это сделки в рамках обычной хозяйственной деятельности, они не требуют одобрения акционеров. Вопросы выносились на обсуждение советов директоров и были одобрены, в том числе и представителями миноритарных акционеров, и государства.

– Не было ли претензий от миноритариев «Иркутскэнерго» и Красноярской ГЭС?

– Мне о них неизвестно.

«Большой потенциал»

– У вас есть проекты в атомной и альтернативной электроэнергетике. Вы считаете, они перспективны?

– Ядерная тема у вас на уровне R&D, т. е. разработки. А солнечная энергетика?

– Здесь мы на более продвинутой стадии – у нас практически готово ТЭО строительства в Абакане завода по производству поликристаллического кремния, из которого делают пластины для солнечных батарей. Это очень сложное с технологической точки зрения производство, для него необходимы два базовых компонента: металлургический кремний и недорогая электроэнергия. UC Rusal – монополист по выпуску металлургического кремния в России, с энергией у нас тоже проблем нет. Стоимость проекта – около $550 млн, для реализации мы хотим привлечь партнера, который бы имел соответствующий опыт, мог бы осуществлять контроль над поставкой и монтажом оборудования, а также финансово участвовать в проекте. Мы начали переговоры с Itochu и M+W Zander. При условии решения вопроса с инвестициями мы рассчитываем, что в течение года-двух сможем начать строительство, а через пять лет уже будем выпускать поликремний. На него есть растущий спрос – как в Европе, так и в Азии, например в Японии и Индии. На следующем этапе будем думать о собственном производстве солнечных батарей в России.

– Вы считаете, что на солнечные батареи будет серьезный спрос?

– Сейчас основная проблема солнечной энергетики – слишком высокая себестоимость получаемой энергии из-за того, что КПД батарей небольшой. Но исследования в области солнечной энергетики становятся все популярнее, и проблема совершенно точно будет решена.

– Но к России это неприменимо, пока у нас есть дешевый газ.

– Как только КПД будет увеличен, например, до уровня угольных станций, солнечная энергетика станет на порядок более востребованной. Ведь она экологически чистая, кроме того, солнечную батарею, как и маленький реактор, можно установить практически везде. Тогда как для угольных электростанций нужна железная дорога, для газовых – труба, а для ГЭС – подходящий створ реки.

– Вы сказали, что будете развивать направление бизнеса, связанное с торговлей квотами на выбросы СО₂. Кому и что будете продавать?

– Мы видим большой потенциал в этом бизнесе и уверены, что механизмы Киотского протокола в России полноценно заработают. En+ – одна из первых компаний, кому удалось договориться о таких сделках и получить реальные деньги от продажи квот. Летом прошлого года мы продали квоты на 1 млн т СО₂, полученных в результате сокращения выбросов Братского алюминиевого завода UC Rusal от внедрения новой производственной системы на нем. У нас есть много других проектов по снижению выбросов в UC Rusal, «Евросибэнерго». Мы также предлагаем услуги по подготовке киотских проектов и продаже квот другим компаниям за определенную комиссию. У нас есть компетенции, опыт, нас хорошо знают на международных рынках сокращений.

«Есть время, чтобы концентрироваться»

– Кроме UC Rusal у вас есть отдельный металлургический бизнес. Эти активы не нужны UC Rusal. Их вам отдали и сказали «разберитесь»?

– UC Rusal решила развиваться в сегменте upstream. Я считаю, что это правильно. А у нас есть время, чтобы концентрироваться на downstream. По алюминиевому заводу КАР, как вы знаете, мы с правительством Черногории подписали соглашение о развитии завода. Завод очень затратный из-за дорогой электроэнергии и переизбытка рабочей силы. Власти наконец позволили нам заняться реструктуризацией бизнеса. Мы подписали долгосрочный контракт на поставку электроэнергии с привязкой к ценам на алюминий, согласовали сокращение работников. Теперь у нас две задачи, которые необходимо решить до 2012 г.: во-первых, мы хотели бы переориентировать КАР на выпуск алюминиевых сплавов с более высокой добавленной стоимостью, которая позволит компенсировать высокую себестоимость первичного алюминия. Во-вторых, мы ищем альтернативный источник электроэнергии для завода. Есть вариант реконструировать ТЭС в Плевле, другой вариант – строительство каскада малых ГЭС, третий – организовать поставки энергии на КАР из других стран.

– У вас еще есть прокатные заводы в России – красноярский завод «КраМЗ» и ДОЗАКЛ в Подмосковье. Что с ними?

– Что касается прокатных заводов, то мы хотим объединить их в отдельный дивизион – En+ Downstream. Он может провести либо частное размещение акций, либо российское IPO, чтобы привлечь деньги на завершение инвестпроектов. На Красноярском металлургическом заводе мы планируем провести масштабную модернизацию производства и превратить его в основного поставщика изделий из алюминия для российской оборонной промышленности, например для авиапрома. В дальнейшем мы будем очень заинтересованы в альянсах с такими же производителями – например, с «ВСМПО-ависма» или СМЗ (Самарский металлургический завод Alcoa Rus. – «Ведомости»). Второе направление для «КраМЗа» – строительная промышленность, алюминиевые конструкции. Завод в состоянии занять до 10% рынка. Бизнес этот может быть прибыльным: ДОЗАКЛ и «КраМЗ», несмотря на кризис, закончили 2009 г. с небольшой, но прибылью.

– В горнодобывающем сегменте у вас всего три направления – молибден, уран и уголь?

– Да. Что касается угля, в первую очередь это энергетический уголь, который потребляют наши же электростанции. Коксующийся уголь нам не очень интересен, и мы строим свою стратегию с расчетом на энергетику. Сейчас наша годовая добыча составляет около 15 млн т – это примерно 5% от общероссийской. В будущем хотим ее существенно увеличить. Например, на Каа-Хемском месторождении в Туве в ближайшие годы мы планируем увеличить добычу в три раза – до 1,5 млн т.

– Но вы же монгольским Таван-Толгоем интересуетесь, а это крупный проект по коксующемуся углю.

– Таван-Толгой – это исключение. Это очень сложный долгосрочный проект, но с большими перспективами. Я надеюсь, что рано или поздно монгольское правительство решится привлечь к его разработке иностранных инвесторов. И возможно, что у российских компаний здесь лучшие шансы, чем у западных, в силу исторической связи двух стран и сотрудничества Монголии с РЖД по строительству дороги до месторождения.

«Мелочей не бывает»

– У менеджеров UC Rusal есть опцион на покупку ее акций. А у вас?

– Я не являюсь сотрудником UC Rusal. Так что, к сожалению, нет. К сожалению, потому что считаю, что это очень выгодное вложение.

– А Дерипаска – строгий начальник? Он слышит советы, его можно переубедить?

– [Он] справедливый. Олег Владимирович умеет слушать. Я воспринимаю его как старшего коллегу, с которым мы можем обсудить проблему. Если я считаю, что его мнение неправильное, то буду отстаивать свою позицию. Мне важно донести свою мысль, свою аргументацию во что бы то ни стало, это моя профессиональная обязанность. А дальше – его право решать, соглашаться или нет, он акционер, владелец бизнеса. Бывали случаи, когда я сдавался, но я всегда себя за это очень ругаю.

– Есть что-то, чему вы научились у Дерипаски?

– Главное – тому, что мелочей не бывает. Например, казалось бы, почему я, как руководитель холдинга, должен понимать, какой расходный коэффициент на Ново-Зиминской ТЭЦ по тому или иному материалу, почему она именно столько-то энергии вырабатывает? Очень велико искушение сказать: «У меня есть инженер, есть директор станции, заместитель по производству». На самом деле не бывает не важных вещей. Конечно, полномочия надо делегировать, но только в том случае, если хотя бы однажды проверил, насколько тот, кому они делегированы, понимает проблему. А чтобы понять это, нужно хотя бы раз досконально разобраться самому.

– Вы начали карьеру аудитором в «Юниконе», специализировались на нефтегазе, потом работали в МНС. Как попали в UC Rusal?

– Меня пригласили, и я достаточно долго думал над предложением. В то время я работал в Министерстве по налогам и сборам, над поправками в Налоговый кодекс. Сначала казалось, что лучше продолжать карьеру в структуре государственной власти, но потом я понял, что это все-таки не совсем мое. А предложение UC Rusal было по-настоящему уникальным – было понятно, что у компании есть все шансы стать мировым лидером. Плюс мне очень нравилась команда. Я пришел и ни разу не пожалел. Я вообще счастливый человек, мне всегда везло работать в местах, где интересно.

– В компаниях Дерипаски вы работаете уже 10-й год. Интерес к работе не притупился? Ведь есть какой-то период, когда у человека начинает замыливаться взгляд?

– У меня есть принцип в жизни: если ты чувствуешь, что прирос к своему креслу, самое время тут же встать и уйти. Я считаю, что оптимальный срок работы на одном месте – 5–7 лет. В UC Rusal я пробыл больше, но я начинал с должности финансового директора, а потом решал производственные задачи, во многом осуществлял функции исполнительного директора. К тому же UC Rusal очень динамично развивалась и каждый год приходилось сталкиваться с новыми задачами. Этот бизнес интересный сам по себе – есть возможность для постоянного совершенствования. А в 2008 г. я перешел в En+, где передо мной были поставлены другие задачи.

Стиль жизни – вечный студент

У Соловьева страсть к обучению: «Это непрерывный процесс, это стиль моей жизни». После школы в 1990 г. он поступил в Станкин (специальность – «инженер-конструктор»). А на последнем курсе – в 1994 г. – стал параллельно учиться в Государственной академии управления (по специальности «финансовый менеджмент»). «Оба вуза закончил одновременно, первый – на дневном, второй – на вечернем, – вспоминает Соловьев. – В Станкине я познакомился с экономистом Александром Лившицем – он был завкафедрой, заинтересовался экономикой и пошел в профильный вуз. Но и Станкин бросать не стал – это математика, техника, я знаю сопротивление материалов, детали машин, устройства и технологии. Ведь когда управляешь бизнесом, который так или иначе связан с техникой, быть экономистом недостаточно». Соловьев также закончил юрфак Налоговой академии и получил MBA в Антверпене, ходил на лекции на психологическом факультете МГУ. А сейчас к нему приходит профессор из МЭИ – объяснять нюансы в электроэнергетике и термодинамике: «Каждый человек обучается по-разному, мне нужно, чтобы кто-то говорил, обязательно нужен лектор».

«Теория всего»

Соловьев увлекается горными лыжами, физикой, психологией, историей, астрономией и многим другим. «Есть такое хобби – детское желание, которое переросло в хобби, – разобраться, как будет развиваться общество дальше и в техническом плане, и в плане социального строя, какие прорывы в науке будут совершены через 50–100 лет, – делится Соловьев. – При этом я не являюсь ярым поклонником научной фантастики, но я очень внимательно – в силу скромного наличия времени и возможностей – собираю книги, пытаюсь изучать теории, которые разработали Альберт Эйнштейн и его последователи, «теорию всего» (о происхождении и судьбе Вселенной). Собранная библиотека пока «не очень велика», скромничает Соловьев, – всего две комнаты. Мысли он записывает в «систематизированный дневник», его можно сделать потом книгой, но это не самоцель: «Это хобби, я делаю это ради процесса, нельзя в отличие от бизнеса здесь ставить цели. Здесь процесс сам должен перерасти в результат».