Женщина в горжетке из пушного зверя написала: «Влад, ты мой!» - и завернулась в меха
Яблокиада, день девятый: как болельщики фотографируются на фоне своих мыслей
На задворках Олимпийского парка стоит Японский дом. Туда попадают только те, кто сбился с дороги, или просто хоккей еще не начался, и человек бродит без дела, в надежде разжиться сувенирной мелочью.
Я тоже попал туда случайно. Встреча у меня сорвалась с хорошим человеком, причем уже в третий раз. Досадуя на обстоятельства, я свернул не туда и оказался перед гранитным крыльцом, на котором был раскинут белый шатер. На ступенях стояла толпа. Я протиснулся внутрь: оказалось, очередь жаждет сфотографироваться на фоне большого экрана, куда проецировались черно-белые виды Токио и облако с текстом, который сами посетители набирали на ноутбуке.
Японцы, как всегда, поступили мудрее всех. Другие дома гостеприимства, вроде казахского или швейцарского, рассказывали о своей стране, о национальных видах спорта, дарили буклеты. Японцы даже не пускали людей внутрь здания. Зачем? Знакомство с Японией, с ее философией заключалось в том, что, печатая легкомысленный текст, болельщики невольно выражали самые сокровенные мысли. А уж когда позировали возле экрана, тут уж их качества проявлялись в полный рост. Двое крепких мужчин во всем спортивном написали: «Опарино рулит!!» - и сделали вид, как будто они целуются. Публика в восторге хохотала. Женщина в горжетке из пушного зверя написала: «Влад, ты мой!» - и завернулась в меха. Девочка десяти лет одним пальцем напечатала: «Тайский риджбек - это сила», вызвав непродолжительный спор в толпе: что такое риджбек - борьба или вид массажа?
Самое интересное, что болельщики напряженно думали перед тем, как напечатать текст. Но на экране все равно появлялось: «Майкоп навек», «Я люблю Светика», «Чемпионы, вперед». Некоторые даже советовались. «Давай напишем день нашей свадьбы», - предложил стоявший впереди меня юноша. «Может, и свадьбы-то еще не будет!» - отвечала неприступная.
Дирижировал молодой японец. Он помогал печатать, фотографировал и фотографировался с болельщиками. С мужчинами изображал бокс, женщин прихватывал за талию, детей поднимал над головой.
- Зырь, чисто актер! - восхищались в очереди.
Улучив момент, я немного поговорил с ним. Звали юношу Хироки Такахаси, был он родом из Токио, где занимался тем же, чем и здесь: снимал людей на фоне их мыслей.
- А что пишут в Токио? - спросил я.
- Да то же, что и здесь, - ответил он.
- А ты сам что бы написал?
- Я не знаю, - посмеивался Хироки, - может быть, «Сочи»?
Между прочим, Сочи он искренне хвалил. Конечно, приятно, когда в Токио идет снег, а тут плюс пятнадцать. Я спросил, как ему еда. Рис тут отстойный, ответил японец, а вот борщ и бефстроганов - сила.
- Ты вообще счастливый человек, Хироки Такахаси?
- Я-то? Конечно! Люди меня делают счастливым, - говорил он, выводя на экран очередное «Хочу в Японию». - Я - как они. Когда они улыбаются, я тоже улыбаюсь. Когда злятся, я тоже злюсь. Я как зеркало. Вот сейчас, например, я немного нервничаю, потому что ты смотришь на меня в упор и ты гораздо выше меня.
- Извини, - я отступил на шаг и опустил глаза. - Скажи, а что ты знаешь про смысл жизни? Ты ведь из Японии, там про это все-все знают.
Он сморщился, как будто я ему дал немного нашего риса.
- Честно говоря, я об этом вообще не думал, - сказал он. - Ни здесь, ни в Японии.
Уже потом, когда я уходил из Японского дома, я решил, что человек-зеркало неспроста ответил мне так. Смысл жизни (и ее главной части - Олимпиады) в том, чтобы вообще не думать.