Тихон Смыков: «Уход западных компаний, с которыми мы работали, – это чистая политика»

Inventive Retail Group – крупнейший в России партнер заявивших об уходе с российского рынка Apple, Samsung, Lego, Nike. Но, несмотря на это, компании удалось остаться прибыльной по итогам 2022 г. По словам президента Inventive Retail Group Тихона Смыкова, в отдельных сегментах ритейла – например, одежде – даже открылись новые возможности, но для инвестиций предпринимателям не хватает понимания долгосрочной стратегии государства в этой отрасли. В интервью «Ведомостям» бизнесмен рассказал о конкуренции параллельного импорта и контрабанды, о планах по запуску новых брендов и сервиса для онлайн-покупок зарубежных торговых марок, а также о горьких выводах российского бизнеса из поведения западных компаний.

«Есть огромные возможности для роста российских компаний»

– Год был очень тяжелым. У нас выручка сократилась со 120 млрд до 71 млрд руб. с НДС в 2022 г. При этом мы провели масштабнейшую работу с издержками, с ценообразованием и смогли остаться прибыльными (размер чистой прибыли он не раскрыл. – «Ведомости»). Не верилось в начале года, что так получится, но получилось.

Мы сейчас, формируя свою стратегию, исходим из того, что основная наша задача – сохранять те активы, которые имеем. Мы закрыли в прошлом году порядка 80 магазинов, из которых половина пришлась на магазины Nike, которые не было возможности не закрыть, потому что переделывать их в мультибренд в сжатые сроки мы не могли. Все остальное мы хотим сохранить. Мы исходим из того, что наша выручка в 2023 г. будет похожа на выручку в 2022 г., что позволит нам с лихвой покрыть наши издержки и немножко инвестировать. Мы будем вкладывать в наши новые проекты. Сейчас ищем возможности на рынке одежды и обуви, техники, разрабатываем новые форматы и новые бренды. Этот год будет годом сохранения того, что есть, и поиска новых моделей. Таких возможностей мы исследуем несколько.

– В интересное время живем. Сложный был год. Произошли очень большие изменения, которых никто не мог предположить. В ритейле ситуация менялась очень сильно, но разнонаправленно от сегмента к сегменту. Определяющее влияние имели внешние торговые ограничения, которые диктовались как санкциями, которые вводили иностранные государства, так и политическими решениями компаний, многие из которых вне влияния санкций решили приостановить работу в России.

Если говорить про потребительский сектор, то видно, что non-food retail очень сильно упал, не менее чем на 10%, но ситуация опять же очень сильно менялась от сегмента к сегменту.

Взять, например, одежду. Там ситуация оказалась самой интересной. Ритейл, работающий на средний класс, где сосредоточены основные деньги, во-первых, главным образом сконцентрирован в качественных торговых центрах и на высокопроходимых улицах. В этой нише, по нашим оценкам, от 60 до 70% рынка одежды приходилось на компании, которые без каких-то законодательных причин, по своей политической воле, взяли и закрыли магазины. Это Inditex, H&M, Uniqlo. Освободилось колоссальное пространство для местных компаний. И у тех компаний, которые работают в этом секторе, блестящие финансовые показатели, потрясающая прибыльность и колоссальные возможности для развития, которыми они, конечно, пользуются.

Производство одежды, обуви – это непростой бизнес, но и не rocket science, это можно легко заместить. Может быть, не всегда российским производством, но уж в сотрудничестве с азиатскими производителями точно. То есть в этой сфере ситуация на рынке была не очень хорошая для потребителя (сократился ассортимент), но она была прекрасной с точки зрения возможностей для развития бизнеса для локальных компаний.

– Если брать сегмент спортивных товаров, там ситуация чуть хуже, но во многом похожа, потому что опять-таки колоссальную роль на рынке играли такие компании, как Nike и Adidas, которые закрыли магазины. Мы были партнером Nike по франчайзинговой рознице и, к сожалению, вынуждены были свернуть этот бизнес. И тут колоссальные возможности у тех, кто в этом рынке уже был, – но здесь был из локальных игроков только «Спортмастер». У нас есть свой проект – Street Beat: это мультибрендовая сеть, которая тоже очень сильно полагалась на иностранных поставщиков, в особенности Nike и Adidas. И Street Beat пошел по пути замещения этого объема продукцией собственной торговой марки. Пришлось в пожарном режиме разработать собственную линейку продукции, вывести ее на рынок и начать продавать нашим покупателям. Конечно, это гораздо меньший объем, но я могу сказать, что в условиях сократившейся конкуренции это все делается гораздо легче. Сделать такое при наличии глобальных конкурентов было бы невозможно.

И похожая ситуация сейчас во всем, что не связано с высокими технологиями и никак не касается каких-то санкций. В этой части потребительского ритейла сейчас есть огромные возможности для роста российских компаний, для реализации каких-то новых бизнесов, создания новых брендов.

– Это, с одной стороны, негативный аргумент при принятии инвестиционных решений на будущее – по развитию собственных брендов и продукции. Потому что, даже располагая российским рынком целиком, конкурировать в лоб с глобальной компанией в ситуациях, когда нет никаких барьеров (пошлин, например), довольно тяжело. Мне кажется, это тормозит стратегическое развитие российских участников рынка. И здесь хотелось бы увидеть какие-то государственные решения, которые дали бы чуть больший инвестиционный горизонт. Взять и построить сейчас какой-то большой швейный кластер может быть немножко страшно, да? Потому что раньше это не работало с точки зрения глобальной конкуренции и внешнеторгового режима. Сейчас это работает из-за ограничений, которые, надеемся, являются временными. Дай бог, чтобы в будущем российские компании смогли закрепиться.

«Разница между контрабандным товаром и официальным – 30–40%»

– Если говорить про все, что связано с высокими технологиями, то здесь ситуация плоха и для потребителей, и для участников рынка. Практически все транснациональные компании, которые производят электронику (а их не то чтобы много), приняли решение не работать на российском рынке. Кто-то остановил операции, кто-то вообще ликвидировал свой офис здесь и прекратил любую деятельность. И это даже то, где нет никаких санкций. Каких-то международных законов, которые мешают поставлять в Россию мобильные телефоны, телевизоры, стиральные машинки и т. д., нет. Но есть политические решения производителей этого не делать.

Потребителю приходится платить радикально дороже. И здесь фактор высвободившегося рынка нельзя взять и заместить чем-то отечественным. Приходится мириться с очень большим падением продаж и очень большими изменениями масштаба операций. То есть в автомобилях сейчас, наверное, тяжело до невозможности, а в технике просто тяжело – причем всем участникам рынка без исключения. Хотя как-то рынок адаптируется. И здесь попроще сетям небольших магазинов, а вот супермаркетам электроники довольно тяжело, потому что глобальный рынок техники очень консолидирован. Есть несколько крупных поставщиков – Apple, Samsung, LG и т. д., и если их товара нет, то не совсем понятно, чем качественно заполнить полки, как проводить маркетинговую политику.

– При кризисе официальных поставок очень сильно выросли цены на легальный товар (включая параллельный импорт, с которого платится НДС и ввозные пошлины, если они есть) и стала бурно расти контрабанда – то, что привозится нелегально, без уплаты налогов. Раньше, когда компании-производители присутствовали на рынке напрямую, разница между контрабандным товаром и официальным, подверженным полному налогообложению, составляла 10–15%, а сейчас 30–40%. Контрабанда процветает – для потребителя высок риск столкнуться с контрафактом, и страдает легальный бизнес, который платит налоги.

– Сейчас все, что касается международных поставок, превращается в коммерческую тайну. Очевидно, что китайской техники на прилавках много и цены на нее не очень высокие. Но наши потребители привыкли совсем к другому – и я сейчас не о качестве китайской продукции, а о том, что у каждого человека есть персональная экосистема из его приложений, каких-то облачных сервисов с файлами, фотографиями и т. д. И перейти на что-то другое может быть непросто, и выбор очень многих потребителей – это остаться на привычных пользовательских решениях.

Да, место на рынке занимают китайские производители. Но всё, включая китайское, очень сильно дорожает. Потребителю тяжело, потому что, во-первых, все стало сильно дороже, иногда кратно дороже. Во-вторых, невозможно купить то, что привыкли покупать. И бизнес в этих условиях выстраивать очень тяжело. Хотя все компании, включая нашу, адаптируются.

– Мы ощущаем довольно серьезную конкуренцию. Аспект, который нас волнует, – это то, что через маркетплейсы можно, к сожалению, продавать контрафактный товар и контрабанду. И в этом смысле маркетплейсы существенно снижают порог входа на рынок, в том числе для недобросовестных участников. Это тяжело для нас, но я не думаю, что это сможет как-то очень существенно сказываться на нашем бизнесе. Более того, мы, наверное, сами что-то сможем предлагать маркетплейсу. Что мы иногда и делаем.

– В той или иной мере практически со всеми. У нас есть сервис для брендов по организации продаж на маркетплейсах – Inventive ecommerce. Он небольшой, но это бизнес, который у нас есть.

«Почти нигде на западе не было таких крупных сетей магазинов Nike или Adidas»

– Здесь, наверное, не только как, но и почему. Компания Lego прекратила с нами отношения, и мы не только столкнулись с тем, что они больше не привозят в Россию товар, но и с тем, что мы не вправе использовать их бренд. Но при расторжении контракта ушли все те ограничения, которые были со стороны Lego. Так магазины Lego превратились в мультибрендовые «Мир кубиков», в которых до сих пор есть и, я надеюсь, и будет дальше прекрасный ассортимент Lego.

Нам приходится покупать товары где-то еще. Мы это делаем, и товар у нас есть. Публика воспринимает ребрендинг нормально. Конечно, есть заядлые фанаты бренда Lego, которым не слишком нравится, что в ранее монобрендовых магазинах появились какие-то еще конструкторы, но кто-то, наоборот, пробует новое с удовольствием. Я уверен, что с этим бизнесом все будет нормально.

У нас были магазины The North Face, там практически такие же проблемы, эти магазины стали мультибрендовыми. Там можно купить прекрасные товары мировых производителей, но там теперь другое имя, и мы, честно говоря, этим вполне горды. Street Beat был мультибрендовым, и перед ним возникла задача, напротив, развивать ускоренными темпами собственный бренд.

– У нас функционирует сеть Samsung, которая остается монобрендовой. Хотя Samsung в России свои товары больше не продает, мы проблему поставок опять-таки вынуждены были решить. Но офис Samsung в России открыт и работает, просто в магазинах продаются товары, которые закупаются где-то не в России. Re:Store продолжает фокусироваться на Apple, но я думаю, что со временем ассортимент будет изменяться и расширяться. Пока что спрос на Apple достаточен, чтобы это работало так, как работает, – многие знают по себе, что с айфона довольно тяжело на что-то перейти. Мы помогаем настроить, установить те приложения, которые установить не получается, осуществляем ремонт, несмотря на некоторые сложности с запчастями. И Xiaomi остался монобрендом.

– У нас пропало право использовать теперь уже чужой бренд. Я думаю, если бы мы его продолжили использовать, ничего страшного с нами не случилось бы, но мы сочли это недостойным и неправильным. Вообще, у российского ритейла была довольно интересная особенность. Он был очень монобрендовым. Почти нигде на Западе не было таких крупных сетей магазинов Nike или Adidas. Склонность к монобрендовым форматам всегда была очень характерна для восточного, для азиатского ритейла. Яркий пример – Дубай. В России было очень похоже, но на нашем рынке происходит слом. И я думаю, что, что бы ни случилось, к монобрендовой модели рынок уже никогда не вернется. Очень большое количество людей потеряло на этом очень большое количество денег.

– Мы всегда понимали ее уязвимость, но, честно сказать, мы не предполагали, что все внезапно придет в ту точку, в которую пришло. Впрочем, мы тем более не предполагали, что это можно пережить, но уже можно сказать с уверенностью, закрыв прошлый год, что мы справились.

«Сделать вид, что ничего не было, не получится»

– Мы очень надеемся, что он заработает в ближайшие три месяца – марте-апреле. Будем надеяться, что с запасом в две недели станем укладываться с доставкой.

– Мы на это смотрим предпринимательски, там нет речи об огромных инвестициях. Речь идет о том, что потребители из-за коммерческой политики международных компаний утратили доступ к той продукции, которая им нужна. И мы, будучи экспертами в этом ассортименте – в отличие от перечисленных логистических компаний, считаем, что мы должны россиянам дать нормальный доступ к этим вещам. Это просто сервис для удобства, потому что трансграничная торговля для россиянина доступна и так. Все упирается в то, что наши платежные системы отключены от глобальных и возникают трудности с платежами. Посылки ходят прекрасно. Мейлфорвардеры работают. Здесь нет какой-то сверхидеи и сверхпроекта, это просто желание сделать получше нашим потребителям, которым не очень легко. Посмотрим на то, какой будет спрос, и будем реагировать. Но это не может быть очень массовым явлением. В стране до кризиса продавалось по 30 млн мобильных телефонов в год. Невозможно это все привезти почтовыми посылками.

– Мы не понимаем масс-маркет, поэтому мы туда не пойдем. Мы будем исследовать возможности в среднем сегменте. Ситуация тяжелая, но далеко не всему бизнесу плохо. Надо просто перестроиться и адаптироваться.

– Мы были в этом сегменте, и нам надо было сохранить наши активы. Мы системно видим себя в спорте и лайфстайле, где одевается модная молодежь. Мы не смогли больше работать под брендом The North Face, и мы использовали наши активы для того, чтобы работать в мультибрендовом формате. И это очень хороший сегмент.

– Сказалось плохо. Ассортимент очень сильно сократился, потому что новые источники закупок мгновенно не выстраиваются. Ключевая продукция в наших магазинах присутствует – самые важные модели техники Apple, основные модели Samsung и т. д. С аксессуарами чуть сложнее, но это все со временем восстановится. Удлинились маршруты, все это сейчас совсем по-другому финансируется, поэтому все стало сильно дороже, к сожалению, последствия всего этого внешнеторгового шока – что всего меньше, все дороже. Но все есть.

Мы, конечно, не нарушаем российское законодательство никоим образом и международное не нарушаем тоже. Это совершенно легальная деятельность с точки зрения любого правового режима.

– Это очень зыбкая почва. У нас нет контракта с Apple, Nike и Lego. Режим работы с прочими партнерами я бы не комментировал, потому что не имею права.

Возвращаюсь к этической стороне вопроса – все компании, которые мы перечислили, приняли политическое решение. Не существует никаких законодательных условий, которые запрещали бы их работу здесь. Это чистая политика, и от этого, честно сказать, особенно горько.

– Будем вести переговоры и очень внимательно думать, нужно ли это и в каком режиме. И сделать вид, что ничего не было, не получится. Но я, честно говоря, не думаю, что они захотят вернуться.